Наталья Бульба - Покер для даймонов [Тетралогия]

И я вторю его словам, надевая серебряный обруч с черным камнем в центре на его голову. На струящиеся звездным шелком темные волосы.

«Я принимаю тебя в свое сердце, как принимают вечность. Я разделю с тобой последнюю крошку хлеба, последний глоток воды, последний удар сердца. Твой путь и твое возвращение. Я — есть. И я — буду. И я буду всегда. С тобой. Пока есть ты…»

И кинжал надрезает ладонь, выпуская стекающую огненной лавой в высеченный из горного хрусталя бокал кровь. И она, только недавно омывавшая наши сердца, смешивается с молодым виноградным вином, которое по цвету не отличается от нее, которое по терпкости не уступает нашей любви. И это символ. Символ того, что ничто: ни жизнь, ни даже смерть не смогут разлучить нас. Потому что эту клятву не сможет нарушить никто…

…— Я поздравляю вас, ваше высочество. У вас — сын. Истинный эльф. Продолжатель рода Д’Таров.

И я улыбаюсь. Пот отяжеляет ресницы и искажает все, на что падает взор. Усталость приковывает тело к смятым простыням, которые больше не холодят разгоряченное тело. Но я улыбаюсь. Слыша, как мой сын, наш сын, криком оглашает свое право на жизнь. Наш сын.

— Вы торопитесь, магистр. Вы торопитесь поздравлять меня. Потому что это еще не все.

— Ваше высочество?..

На его лице недоумение. Потому что он все еще не чувствует. И я опускаю щиты, которые скрывали от всех мой секрет. Вторую жизнь, которая теплилась под моим сердцем.

И она касается его ауры. И его лицо сначала напрягается. Но уже спустя мгновение проясняется. От радости, которой озаряется его душа.

— Вы уже решили, как назовете вашу дочь, моя принцесса.

И сквозь тягучую боль, пронзающую мое тело, я спекшимися губами шепчу: «Ее имя — Амалия»…

Это сон. Я продолжаю повторять сама себе. Убеждая себя, что могу. Могу переступить эту грань, которая отделяет этот калейдоскоп событий от той реальности, в которую я пытаюсь вырваться. Но с каждой новой картинкой моя вера в то, что этот кошмар закончится, становится все более слабой. Потому что там — не только боль. Не только разлука, обман и предательство.

Там — он. Тот, чье тепло я ощущала рядом с собой, когда гасли магические светильники и мы оставались одни. Только мы. Только наши тела, стремящиеся друг к другу. Только вечность вокруг, принадлежащая лишь нам одним.

Лишь нам одним.

— Лера, слушай мой голос. Лера, борись. Ты во власти сновидца, и ты должна, слышишь, ты должна проснуться.

И как эхо в моей душе: «Я должна проснуться». И губы сами складываются в невесомую улыбку. Зачем?

— Риган, осталась только одна попытка. Она уходит все дальше, я уже почти не чувствую ее.

— Я все сделаю как надо, Олейор. Поверь, иногда я бываю очень убедителен. Особенно когда разозлюсь. Это же надо! Эта девчонка смеет противиться моим иллюзиям! Что ж, ты сама напросилась на это. Тогда, получай…

— Лера, даймоны!!!

Даймоны? Я оглядываюсь. Но вокруг меня осыпанные яркими красками деревья. Легкий ветерок шебуршится в ветвях, срывая с веток одинокие листья. И они кружат, кружат, кружат… Цветным ковром устилая уходящую к горизонту аллею.

Я очень люблю осень. Раннюю осень, когда по-весеннему греет солнце, когда еще не рисуют серым на окнах затянувшиеся холодные дожди. Когда мягкая, сладостная тоска обнимает сердце. Когда…

— Мама! — Я опускаю взгляд.

Туда, где, прижавшись к моим ногам, с щемящим испугом в глазах стоят мои дети.

— Вот мы и встретились. — Он выходит словно бы ниоткуда. Еще мгновение назад, куда ни кинь взгляд… — Ты обещала вернуть клинки на Дариану. И не сдержала своего слова. — Он скидывает черный платок, прикрывающий его лицо. И глаза, бездонные колодцы, почти полностью лишенные зрачков, смотрят на меня так, как может смотреть только смерть; не оставляющая возможности что-либо изменить. Плащ сползает с его плеч, открывая униформу, плотно обтягивающую рельефное тело: тело воина. Инкрустированная камнями перевязь чуть косо сползла на бедро. Темная рука с блестящими, очерченными серебром ногтями плотно ложится на обвитую разноцветной кожей рукоять меча, навершие которого украшено алым камнем, искрящимся множеством граней. — За это я заберу жизнь твоих детей.

— Нет!!!

И я делаю шаг вперед, еще не завершив которого начинаю ощущать в руках знакомую тяжесть. Мой меч откликнулся на мой зов. И значит, еще не все потеряно. И я буду бороться. Если и не за свою жизнь, то за жизнь своих детей. Наших детей. Моих и… Мужчины, которому удалось сплавить два сердца в одно. Вечного странника, не растерявшего способности глубоко чувствовать за те сотни лет, которые он меня ждал. Искал, переступая границы миров. Звал. Звонкой струной души, словно маяком в бушующем море событий. Манил меня к тихой гавани своей любви. Обещал хранить.

— Я исполню свою клятву. Еще несколько дней, и мы попадем на Дариану. И я, как и обещала, передам твоим родичам клинки.

Его хохот бьет по ушам, сметая ураганным ветром разноцветье листвы, поднимая ее в воздух.

— Да ты даже проснуться не можешь. — Он уже близко. Он совсем близко. И каждый шаг он делает со странной грацией, не звериной — грацией огня, который не знает преград и пощады. Заставляя восторгаться этой удивительной красотой, столь же опасной, как и чарующей. — Не то что исполнить клятву. И твои дети умрут. Сейчас. Здесь. — И он, продолжая смеяться, глотая слова и вздрагивая всем телом от раздирающих его чувств, в движении, с пронзительным визгом вынимая меч из ножен, кидается в атаку.

— Я могу проснуться. — И лезвия встречаются у самой земли.

— Мама!

— Я могу проснуться. — И его кинжал срезает прядь моих волос. И они падают, падают, падают… Похожие на золотой снег.

А голос дочери, как заклинание, повторяет: «Мама, проснись. Мама, я так тебя люблю. Только проснись».

И вновь атака, и я едва успеваю отклониться. Но только… Один раз. И левая рука повисает плетью. И белая ткань ритуального платья, платья, в котором я давала клятву всегда быть рядом с мужем, окрашивается в алый цвет.

— Ты не можешь проснуться. И я заберу их с собой. Потому что ты нарушила обещание.

И я понимаю, что этот удар я пропускаю. И дикая боль пронзает мою грудь, обрывая крик, вылетающий с последним вздохом…

— Нет… Я могу проснуться…

— Нет. — Я вскидываюсь, но сильные руки ловят меня, прижимая к себе.

— Ты молодец, Лера. — Его глаза, обведенные черным, смотрят на меня с такой нежностью, что я едва не задыхаюсь от того невыразимого счастья, которое жаркой волной омывает мою душу.

— Оли.

— Дыши, родная. Дыши. Ты справилась. Ты справилась, хотя я уже почти не верил в это.