Альберт Беренцев - Эльфицид: Сердце Зла

— Именно так, — подтвердил Голдсмит, — То есть этот Била–Аднин скоро поедет зону топать. Не следует ли нам заранее определить его по масти, чтобы избежать неприятных неожиданностей? Я считаю этот вопрос достаточно важным, чтобы обсуждать его даже без личного присутствия Била–Аднина.

— Так я не понял, а чего он сделал–то? — спросил Балагас Бугровщик, — Куни… Чего? В чем косяк–то?

— Он термита Королеве с языка маной покормил, — объяснил Тууг Эазимский, но Балагас от такого ответа растерялся еще больше.

— Ну, попробовал ее сладкий колки, — повторил попытку объяснить Тууг, — Посмаковал ее термитный сырок, задал ее мохнатому хизану корма ртом, ублажал ее языком, короче. Ох и тугой ты, Балагас, в натуре.

— А, теперь понял! — наконец въехал орк, — Так бы сразу и сказал. Ну, тут обсуждать нечего. Это серьезный косяк. Зашквар, однозначно. Надо подземные крытки срочно предупредить, чтобы никто об этого любителя Королевского вареника не запомоился.

Балагас Бугровщик тут же выхватил из инвентаря руну призрачного гонца, но Гшап Рептилиумский остановил его:

— Не мельтеши, торопыга. Тут покумекать надо. Зашквар — это понятно. Но ведь он не просто бабу языком ублажал. Саму Королеву. Выходит, что и зашквар здесь не простой, а Королевский.

— Это как? — снова растерялся Балагас Бугровщик, — О таком уклад ничего не говорит.

— Уклад на ворах стоит, — назидательно прошипел Гшап, — А потому нам и предстоит решение вынести. Я вот что думаю. Обычный зашквар — вещь страшная, лютая. А Королевский зашквар — в сто раз мощнее. Так что полагаю, что этого Била–Аднина нужно стократно зашкваренным объявить. Обычного зашкваренного трогать нельзя, а со стократно зашкваренным — даже одним воздухом дышать. Так что шли призрачную маляву Йасу Непокорному и Друпу Бесхвостому на крытые рудники. Скажи, что как прибудет к ним этот арестант, его нужно заклинанием сжечь. Только обязательно кровяной руной, а не магией со своей руки. Если со своей руки в него кастовать — зашквариться можно, зашквар–то не простой, Королевский. Ох, и беда пришла на зоны, злая беда. Но ничего. Мы старые воры, не такое видали.

Балагас Бугровщик тут же разбил руны призрачных гонцов и надиктовал в большем волнении две малявы на рудники о том, что к ним идет новая страшная напасть — Королевский зашквар. Голдсмит терпеливо дождался, пока призрачные малявы ускачут, а потом поинтересовался:

— Еще вопрос есть. Вот предположим, что этому Била–Аднину кто–то руку пожал. По незнанке. Зашкварен такой арестант или нет? И если зашкварен — то обычным зашкваром или Королевским?

— По незнанке — вопрос сложный, — задумался Гшап, — Индивидуального подхода требует. Так с обычным зашкваром было. Но тут–то дело особое, зашквар Королевский. Так что здесь двух мнений быть не может. Не канает незнанка. Если кто с запомоенным Королевским зашкваром арестантом поручкался — сам тем же зашкваром и запомоился. Без вариантов. Ох, и страшные ты вещи говоришь, Голдсмит. Так ведь и всю зону можно за один удар гномьего сердца перешкварить. Чую беду, чую.

— Спасибо за расклад, положенец, — вежливо поблагодарил Голдсмит, — А теперь у меня последний вопрос. Если первый арестант с Била–Адниным поручкался, а потом второму арестанту руку пожал — зашкварился этот второй или нет?

— Так, — зашипел Гшап Рептилиумский, — Все так. Запомоился этот второй тем же Королевским зашкваром по–любому. Зашквар Королевский, и в силе не теряет. Жуткая вещь, ужасная. Если такой в зоны допустить — будет арестантов сотнями шкварить.

— Замечательно. Спасибо, — кивнул Голдсмит, — Думаю, что правилка окончена. Положняк определен.

— Такая уж судьба моя, положняк ставить, — довольно резюмировал рептилоид.

Голдсмит тем временем отщелкнул бак своего вейпа, и тут же поставил на его место новый — выдававший цветной ярко–зеленый пар.

— Ты руку Била–Аднину жал? — спросил Голдсмит Андрея.

— Жал, — не стал отрицать Андрей, на всякий случай отступая к двери из хаты.

— А ворам?

— И ворам жал, — вздохнул Андрей, — Всем, кроме Гшапа.

Авторитеты переглянулись, потом глаза у них округлились от ужаса. Тууг Эазимский выронил из руки папиросу.

— Плюнь на ковер, — приказал Голдсмит Андрею.

— Да зачем?

— Плюй, говорю.

Андрей харкнул на ковер.

— Гшап, а хата–то у тебя зафоршмачена, — заявил Голдсмит.

Воры повскакивали на ноги, Тууг Эазимский метнул в Андрея заточку. Но Андрей пригнулся и заточка, пролетев сквозь голограмму Голдсмита и открытую дверь, ударилась в стену коридора.

— Беспредельщик! — оглушительно рычал Балагас Бугровщик, — Всех перешкварил, падла! Прокрутил нас по колесу беспредела!

В камеру ворвались эльфы. Увидев жирного генерал–губернатора, который вбежал последним, Гшап в панике зашипел:

— Батя Фортиус! Выручай честного арестанта. Ты меня в петушиную хату сунул, сука. Давай другую, а то вскроюсь. Не буду с опущенными чалиться.

— Ты чего несешь? — повернулся к Гшапу Тууг Эазимский, — Это мы что ли, опущенные?

— Как есть опущенные, — заорал Гшап, выхватывая мерцавшую магией волшебную заточку, — Вы поручкались с запомоенным. С запомоенным Королевским зашкваром! И сами теперь эту тьму в себе несете. Не буду с петухами сидеть! Давай другую хату, Фортиус!

— Я тебе сейчас башку разнесу, ящер, — взрычал Балагас Бугровщик, призывая табуретку из другого мира.

— Голдсмит хочет нашей ссоры, авторитеты, — сообразил кошкомальчик Акио Мокруха, пока что так и не присоединившийся к потасовке, — Предлагаю ему понт обломать. А Королевский зашквар признать несуществующим. Или не действующим по незнанке.

— Петух рассуждает о понятиях! — с негодованием закричал Гшап, — Ты куда лезешь, зашкваренный? Решения правилки не отменяются, и малява на зоны уже ушла. Я авторитетный вор, за базар отвечаю. А ты об укладе не кукарекай, грязь.

Тууг Эазимский бросился на Гшапа Рептилиумского, но Гшап зарезал темного эльфа одним ударом волшебной заточки. Акио Мокруха растворился в воздухе с тихим хлопком. Балагас Бугровщик попытался вырубить рептилоида призванной табуреткой, но Гшап увернулся.

Акио вдруг вывалился прямо из воздуха за спиной Гшапа и набросил ему на чешуйчатую шею удавку. Рептилоид дернул ногой, пытаясь ударить Акио Мокруху, но только опрокинул самовар с чифирем, который разбился, разлив по ковру ярко–красную заварку. Балагас снова пошел в атаку на Гшапа с табуреткой, но наступил в кипятивший чифирь волшебный огонек и, обжегшись, оглушительно зарычал, а потом упал на ковер и выпустил из рук табурет. Акио и удушаемый им Гшап все ближе продвигались к волшебной параше в углу камеры.

— Запомоить хочешь, падла, — прохрипел Гшап, — Сука. Фортиус, помоги! Петухи взбунтовались!