Роберт Говард - Сборник Избранные произведения в 8 томах. Компиляция

Ольга, которая вышла из-за валунов и с ужасом наблюдала за сражением, теперь вдруг обнаружила, что ей самой угрожает опасность. Девушка подняла револьвер и открыла огонь. Но она была плохим стрелком. Три пули пролетели мимо, четвертая убила лошадь, а затем револьвер замолк.

Гордон несся вверх по склону, как индеец на его родном Юго-Западе, а позади него бежала толпа бедуинов, потрясая разряженными винтовками.

Осман ударился при падении, когда под ним рухнула лошадь, но тут же поднялся, весь в крови. Гордон все еще был далеко. Турок кинулся к девушке и, схватив ее за волосы, бросил на колени, а затем на мгновение остановился, наслаждаясь ее отчаянием и ужасом.

Когда он поднял саблю, чтобы отсечь ей голову, сталь громко лязгнула о сталь. Его рука замерла, задрожала, и выбитая сабля покатилась по горячим камням. Осман обернулся и увидел неумолимое лицо с прищуренными от ярости глазами. Американец стоял перед обезумевшим турком, сжимая свою саблю с такой силой, что мускулы у него на руке окаменели.

— Подними оружие, бешеный пес, — процедил он сквозь зубы.

Осман мгновение колебался, затем схватил саблю и, не выпрямляясь, ударил Гордона по ногам. Гордон отпрыгнул назад и снова подпрыгнул, как только носки его сапог коснулись земли. Поворот его был похож на смертельный бросок волка. Осман так и не успел распрямиться после того, как проткнул пустоту. Клинок Гордона просвистел, рассекая воздух, и заскрежетал по костям, разрубая плоть. Голова турка слетела с плеч и упала к его ногам, а обезглавленное туловище задергалось в конвульсиях. Все еще горя ненавистью, Гордон пнул голову, и она покатилась вниз по склону.

— О! — Ольга отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Она понимала, что Осман заслужил такую смерть. Вскоре девушка почувствовала, как рука Гордона легко легла ей на плечо. Она взглянула на него, стыдясь своей слабости.

Солнце уже коснулось западной гряды. Взбираясь по склону, к ним бежал Муса, весь залитый кровью, но сияющий.

— Мы убили всех собак, эфенди! — крикнул он, усердно тряся на бегу остановившиеся часы — единственную свою добычу. — Многие из наших живы, много раненых, но нет никого, кроме вас, кто мог бы командовать.

— Иногда проблемы разрешаются сами собой, — задумчиво произнес Гордон, — но страшной ценой. Если бы руалла не совершили этот бросок, который принес смерть Хасану и Миткалю… Впрочем, все в руках Аллаха, как говорят арабы. Сегодня погибло много людей, но по воле слепой Судьбы я остался в живых. — Гордон повернулся к Мусе — Нужно погрузить раненых на верблюдов, — приказал он, — и доставить в лагерь, где есть вода и тень. Пойдемте, — обратился он к Ольге.

Когда они спускались по склону, он сказал ей:

— Я должен остаться и проследить за размещением раненых в Сулеймановом укреплении, а затем мне нужно отправиться на побережье. Вы можете не бояться руалла. Они проводят вас до ближайшего турецкого сторожевого поста.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Значит, я уже не пленница? Он засмеялся:

— Думаю, вы больше поможете Фейсалу, выполняя ваши первоначальные инструкции по снабжению турок ложной информацией! Я не порицаю вас за то, что вы не доверились даже мне. Позвольте выразить вам глубочайшее восхищение. Вы вели очень опасную игру. Не всякая женщина на такое способна.

— О! — Она почувствовала прилив радости от того, что он знает, кто она на самом деле. Муса навострил уши. — Вы, вероятно, достаточно приближенный советник Фейсала, если знаете, что я…

— Глория Виллоби, самый умный и отважный секретный агент на службе британского правительства, — шепнул он.

Девушка порывисто пожала ему руку и, не выпуская ее, пошла рядом с ним вниз по склону холма.

Тонкие губы Хокстона кривились в злобной усмешке. Опасные огоньки, мелькавшие в глазах англичанина, вызвали у Дирдара страшное подозрение, превратившееся в уверенность, когда он перевел взгляд на лица других европейцев. Ненасытная алчность искажала черты белых мужчин.

Араб беспокойно оглядел грязные стены, кляня себя за то, что согласился прийти в этот заброшенный дом на окраине Аль-Азема. Стакан с бренди выпал у него из руки, смуглое лицо посерело.

— Лах! [52] Лах — Аллах (арабск.). — вскричал он. — Вы обманули меня. Вы не друзья… вы привели меня сюда, чтобы убить…

Он попытался встать, но Хокстон, крепко схватив его за рубаху на груди, заставил снова сесть на стул. Араб отшатнулся, когда белый, резко наклонившись, приблизил к нему свое хищное лицо.

— Мы не причиним тебе вреда, Дирдар, — сказал англичанин, — если ты поделишься интересующими нас сведениями. Ты слышал мой вопрос. Где Аль-Вазир?

Араб взглянул на Хокстона снизу вверх маленькими блестящими глазками и вдруг с силой рванулся всем своим жилистым телом. Уперев ноги в пол, он откинулся назад, опрокинул стул и упал вместе с ним. Оставив лоскут, оторванный от рубахи в руке у Хокстона, Дирдар вскочил на ноги и бросился в открытую дверь. Он нырнул под руку огромного датчанина Ван Брока, но, споткнувшись о подножку, подставленную Ортелли, растянулся, затем перекатился на спину, выхватил из-за пояса кривой нож и ударил итальянца. Ортелли взвыл и отпрыгнул назад; кровь хлестала у него из раненой ноги. Но когда Дирдар снова вскочил, русский, Кракович, подбежал сзади и рукоятью револьвера сильно ударил беглеца по голове.

Оглушенный араб свалился на пол, а Хокстон вышиб нож из судорожно сжатой руки и схватил Дирдара за ворот шерстяной абы. [53] Аба — длинный плащ из верблюжьей шерсти с отверстиями для рук.

— Помоги мне поднять его, Ван Брок, — бросил он.

Дородный датчанин выполнил просьбу, и бесчувственного араба вновь водворили на стул. Его не стали связывать, но Кракович встал позади, приставив к затылку Дирдара дуло револьвера, а свободной рукой сжал плечо араба.

Хокстон наполнил стакан и поднес его к губам пленника. Дирдар машинально глотнул, взгляд его прояснился.

— Он пришел в себя, — сказал Хокстон. — Держи его хорошенько, Кракович. Заткнись, Ортелли! Завяжи ногу тряпкой и перестань ныть! Ну, Дирдар, ты в состоянии говорить?

Араб озирался, словно затравленное животное. Его худая грудь под разорванной рубахой тяжело вздымалась. По свирепому выражению лиц окружающих он понял, что пощады не будет.

— Давайте поджарим эту наглую тварь, — предложил Ортелли, накладывая себе повязку. Он злобно взглянул на араба. — Дайте мне приложить раскаленный шомпол к его свинячьей…