Роберт Говард - Сборник Избранные произведения в 8 томах. Компиляция

Несмотря на свое сумеречное состояние, англичанин оставался человеком незлым, и эта жестокая резня ему глубоко претила. Пуританин осознавал, что несчастные звери все равно стали бы добычей львов, но, что бы он ни чувствовал, без этой бойни было не обойтись, она была неотъемлемой частью его плана. В этой войне не было невиновных, и Кейн приказал своему сердцу стать тверже гранита.

Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Кейн методично воплощал свой невероятный план в жизнь. В редкие минуты отдыха англичанин разговаривал со сморщенной, мумифицированной головой Гору. Невероятно, но глаза жреца ничуть не изменились. И при солнечном свете, и при лунном они все время смотрели на англичанина как живые. Уже много-много позже, когда сама память об этих месяцах сумасшествия подернулась пеленой забвения и возвращалась лишь в ночных кошмарах, Кейн не раз задумывался, действительно ли они с мертвой головой вели разговоры о необычайных и таинственных вещах.

И постоянно в небе над его головой кружили акаана. Но ненавистные создания ни разу не побеспокоили пуританина, даже когда он с пистолетами под рукой укладывался спать в хижине Гору. Монстры опасались его умения посылать смерть с огнем и дымом.

Пуританин обратил внимание, что сперва гарпии летали неспешно и вяло, отягощенные пожранной плотью несчастных чернокожих, унесенных в пещеры той страшной ночью. Но время шло, и акаана худели. Им приходилось все дальше залетать в поисках пищи.

Каждый раз, глядя на них, Кейн разражался безумным лающим смехом. Отвратительные создания своими бесчеловечными поступками сами уготовили себе страшную ловушку. Раньше ему не удалось бы привести в исполнение задуманное, но теперь не было ни людей, ни свиней, которых можно было бы сожрать. На всем плоскогорье не осталось ныне ни одного живого существа, которое могло бы стать добычей людей-нетопырей. Причин, по которым они даже не пробовали перелетать через горы, англичанин даже не пытался доискиваться. Может, там были густые джунгли, а может, и безжизненные лавовые поля — сейчас Кейна это совершенно не интересовало.

Крылатый народ пробовал было охотиться в саванне на антилоп, но львы живо охладили их пыл, разорвав на мелкие части неудачливых охотников. Гигантские кошки отнюдь не походили на беззащитных чернокожих или свиней, и у акаана не имелось ни малейших шансов с ними справиться.

Наконец голод переселил страх, и акаана с каждой ночью стали подлетать все ближе и ближе. Кейн с великой ненавистью следил за сверкающими в темноте жадными глазами. И выжидал… Когда он понял, что гарпии вот-вот отважатся на самоубийственную атаку, он решил, что настал его час.

Изредка семейства огромных лесных буйволов, нападать на которых опасались даже львы, не говоря уж о крылатой нечисти, забредали на плоскогорье, чтобы вволю попастись на заброшенных рисовых полях.

С невероятным трудом и риском для жизни Кейну удалось отбить от стада молодого бычка и с помощью камней и горящих пучков травы погнать его в сторону хижины Гору. Но даже один-единственный буйвол оказался чрезвычайно опасным созданием, и несколько раз англичанину едва удалось ускользнуть от рогов разъяренного животного. Наконец Соломон застрелил строптивого буйвола практически у самых дверей хижины.

Дул сильный западный ветер. Кейн слил кровь из освежеванного зверя на землю у дверей, чтобы гарпии почувствовали ее запах у себя в пещерах. Затем он разрубил тушу на части и свалил куски кровоточащей плоти кучей в углу хижины Гору, а сам спрятался в подготовленном укрытии поблизости и стал ждать.

Ждать ему пришлось недолго. Утреннюю тишину нарушил шум крыльев, и вскоре огромная стая мерзких акаана уже кружила над деревней. Судя по количеству крылатых бестий, решил Кейн, запах крови привлек все племя оголодавших чудовищ. Гарпии расселись вокруг хижины. Соломон с болезненным интересом разглядывал эти удивительные существа, непохожие ни на человека, ни на библейских демонов.

Окутанные огромными перепончатыми кожистыми крыльями, акаана столпились у входа в хижину и о чем-то переговаривались пронзительными скрипучими голосами, так отличающимися от голосов людей. На их гротескных лицах лежала печать древнего Зла, и Кейн понял, что на самом деле ничего человеческого в этих уродливых существах не было.

Крылатая раса являлась непотребным вывертом природы, ужасающим порождением некого юного разума, смело экспериментирующего с живыми формами. А может быть, если Кейн правильно понял полные скрытого смысла намеки старого колдуна с Невольничьего Берега, гарпии являлись продуктом богомерзкого грешного брака людей со зверями? Или просто тупиковой ветвью неразумной эволюции, о которой в последнее время столько спорили натурфилософы?

Сам же пуританин склонялся к мысли, что правы были те древние философы, которые утверждали, что человек — суть высшая форма развития животного. И коли природа сподобилась породить такое множество видов разнообразнейших живых существ, логично предположить, что и человек был отнюдь не уникальным творением. Наверняка Homo Sapiens, к виду которого относился и Соломон Кейн, не являлся первым хозяином Земли, быть может, и не последним.

Несмотря на то что гарпии чувствовали свежую убоину, они колебались. Этих полуразумных созданий останавливало врожденное недоверие к строениям. Несколько бестий опустились на крышу и попытались растащить ее, но Кейн строил на совесть, и они вскоре оставили свои попытки.

Наконец один из акаана, не в силах больше противостоять дурманящему запаху свежей крови, с пронзительным визгом бросился внутрь хижины и впился острыми клыками в буйволиное мясо. В этот же момент, словно по команде, за ним ринулись остальные акаана, отпихивая друг друга от вожделенных кусков. Подождав, пока последняя тварь скроется в хижине, Соломон протянул руку и изо всех сил рванул длинную лиану. Дверь, связанная из прочных бамбуковых стеблей, с грохотом захлопнулась, а тяжелое дубовое бревно рухнуло в выдолбленный в утоптанной почве паз и намертво ее заклинило.

Пуританин вылез из замаскированной ветками ямы и посмотрел на небо. В пронзительной синеве не было видно ни одной темной точки, и, если учесть, что сейчас в хижине находилось не менее полутора сотен гарпий, в ловушку было поймано все племя крылатых созданий. Соломон вытащил из поясного кошеля кремень и кресало и высек искру на пучки высушенной травы и просмоленного сушняка, которыми снаружи были заботливо обложены стены дома духов. При этом руки пуританина были тверды, а лицо — совершенно спокойным.

По периметру хижины Гору взметнулось свирепое пламя. Изнутри донесся беспокойный гомон — твари сообразили, что попались. Еще миг — и все строение было охвачено огнем. Сухие бамбуковые стволы горели, как порох. На пуританина обрушились волны жара.