Роберт Говард - Сборник Избранные произведения в 8 томах. Компиляция

— Думаю, нам пора идти, — вмешался сенатор Гарднер Хендрикс Макферсон. — Разрешите подать вам руку, Стейнман?

Стейнман принял предложение.

Я знал, что Стейнман добьется всего, чего намеревался достичь. Я знал, что через три года он снова будет ходить и что через пять он будет играть в Американской лиге. Я не стал говорить ему об этом. Это лишь испортило бы все удовольствие.

Стейнман сел в свою инвалидную коляску и покатил к лифту с помощью сенатора, бывшего генерала, Гарднера Хендрикса Макферсона, который втайне надеялся, что его изберут Президентом Соединенных Штатов через четыре года, а может быть, через восемь. Я знал, что он никогда им не станет, но ничего ему не сказал. Это лишь испортило бы все удовольствие.

Дверь лифта с шипением закрылась за сенатором и парализованным инженером.

За моей спиной, на фоне квинтета Моцарта, послышался тихий голос Юрико Ямасита:

— Мне не хочется уходить, Джеймс.

Я повернулся и увидел, что Юрико протягивает мне зажженную тайскую палочку.

— Спасибо, — сказал я. — Спасибо, моя дорогая.

Собственно, открывать тайну исчезновения Исы Кэрна я никогда не собирался, более того, нарушить молчание меня заставила именно его воля. И я могу понять, что им двигало, потому что желание поведать миру, отвергнувшему его, поставившему вне закона, а теперь бессильному настичь жертву, свою невероятную историю совершенно оправдано. То, что решил рассказать Иса, — его личное дело, я же, со своей стороны, не собираюсь ничего добавлять. Пускай тайна, каким образом мне удалось совершить это, кстати наделавшее много шума, исчезновение и переместить Ису Кэрна в неведомый мир, так и останется тайной. Останется тайной и то, каким способом мне удалось связаться с мистером Кэрном, находящимся так далеко от Земли, на планете, кружащей вокруг неведомого солнца, свет которого будет идти до нас еще тысячи и тысячи лет. Тем не менее я слышал слова Исы Кэрна, дошедшие из неведомых глубин космоса, словно он поведал мне свою историю за чашечкой кофе, сидя в удобном кресле рядом со мной.

Единственное, что я считаю нужным сказать: перемещение мистера Кэрна отнюдь не было спланировано заранее. На идею Большого Скачка я натолкнулся совершенно случайно, в ходе научных изысканий, проводимых совсем с другой целью. Я даже и не предполагал использовать свое открытие в практических целях до того злополучного вечера, когда ко мне в обсерваторию ввалился мистер Кэрн, преследуемый безжалостной сворой охотников, с кровью другого человека на руках.

И привела этого человека ко мне чистая случайность, тот инстинкт, который заставляет загнанного, затравленного и истерзанного собаками матерого волка вновь и вновь бросаться на преследователей в том сражении за жизнь, которое он никогда не сможет выиграть. Я сразу разглядел в нем человека того сорта, который никогда не сдается, предпочитая поражению смерть.

В этом месте я должен со всей ответственностью заявить, что мистер Кэрн — не преступник и никогда им не был. Увы, он, как и многие прежде, просто оказался винтиком зловещей криминально-политической машины, и машина эта обрушила на непокорную деталь всю свою исполинскую мощь. Стоит ли говорить, что почувствовал странный парадоксальный разум Исы Кэрна, осознав весь ужас и всю грязь сопричастности к этой системе?

Наука психология в наши дни еще лишь подбирается к пониманию феномена людей, о которых мы говорим «родившиеся не в свое время». Но всем известно, что есть люди, столь жестко привязанные к определенному историческому периоду, что, родившись в другое время, они испытывают невероятные трудности, чтобы приспособиться к своему веку. Скорей всего, это явление — одно из тех нарушений небесной гармонии законов мироздания, какие человеческая наука объяснить не в силах.

Есть множество примеров людей, родившихся не в своем веке, и Иса Кэрн явно ошибся эпохой. Появившись на свет в современной Америке, причем вовсе не среди отбросов общества, он тем не менее был совершенно чужим здесь. Мой бог, мне просто не доводилось видеть человека, настолько не вписывающегося в индустриальную цивилизацию двадцатого века, полную законов, правили условностей, которые зачастую он просто не в состоянии был постичь.

Пускай вас не вводит в заблуждение тот факт, что я говорю о нем «был». Он жив в метафизическом значении этого слова, но для Земли он мертв — ибо никогда более нога его не коснется этой планеты.

Так вот, независимая, можно даже сказать дикая, натура этого человека не принимала никаких посягательств на его личную свободу. Любое самое незначительное ущемление его прав вызывало в нем бурю протеста. В проявлении своих поистине первобытных страстей он был прост и безудержен, как дикарь. А его храбрости, отчаянности и рискованности не было равных на всей планете. Можно сказать, вся его жизнь была конфликтом разума и чувств, сдерживанием своих сил (даже на спортивных площадках он был вынужден себя ограничивать, действуя не в полную силу, чтобы не покалечить противника). В общем, по всем параметрам Иса Кэрн был чужаком в современном мире. С его силой, накалом эмоций и животным магнетизмом ему следовало бы родиться на заре человечества.

Однако провидение рассудило по-своему, хотя, родившись здесь, на северо-западе Соединенных Штатов, он впитал в себя дух борьбы, живший в суровом краю его предков, — борьбы с врагом, с диким зверем, с силами природы. Детство его прошло в Скалистых горах, где до сих пор в почете древние традиции первых поселенцев.

Иса Кэрн по натуре был неисправимым индивидуалистом и любой вызов воспринимал как личный. Соперничество — вот был стержень его жизни, ее соль. Без него Иса не видел смысла бытия. Невероятная физическая сила этого человека оказалась чрезмерной даже для игры в американский футбол. Он заслужил репутацию человека, выходящего на поле, скорее, чтобы расправиться с противником, нежели для того, чтобы привести свою команду к победе. В азарте борьбы с него слетал налет цивилизованности. Выведенный из себя атмосферой поединка, он уже с трудом контролировал свои действия, добавляя в свой послужной список еще чьи-нибудь сломанные ребра или проломленный череп. Неудивительно, что матчи с его участием были ознаменованы множеством травм и повреждений у спортсменов, причем не только соперников, но и членов родной команды.