Джон Бетанкур - Хаос и Амбер

— Судя по шраму, это, видимо, Тэйн, — заключил я.

— Правильно.

— Теперь он уже так не выглядит.

— Если до него можно докричаться, все получится. Начни с него.

Я хмыкнул.

— Только не думай, что сможешь заморочить мне голову. Ты нарочно не хочешь начинать с отца.

— Проклятье, так и есть.

Я поднял Карту и более внимательно рассмотрел Тэйна. Раньше я несколько раз пользовался Картами. Я просто брал Карту и старательно сосредоточивался на пейзаже или человеке, изображенном на ней. Как правило, этого хватало для того, чтобы этот человек или пейзаж ожили. Сначала возникало чувство контакта и движения, затем фигура становилась объемной и живой, и потом можно было и поговорить.

Но на этот раз я смотрел и смотрел на карту, но от нее не исходило никаких ощущений. С таким же успехом я мог бы глазеть на чистый лист бумаги.

— Ну? — в конце концов не выдержал Эйбер.

— Ничего, — ответил я. — Его нет.

Эйбер кивнул.

— Так бывает. Он либо мертв, либо без сознания, либо находится в таком месте, где Карты не работают.

Естественно, мы не могли понять, с чем именно столкнулись в данном случае.

— Следующая Карта — отцовская, — сообщил мне Эйбер. — Если у тебя еще не пропало желание попытаться вызвать его.

— Не пропало. Чем я рискую? Что самое ужасное из того, что может со мной случиться?

— Чума, проказа, смерть…— Эйбер пожал плечами. — Папочка отличается большой изобретательностью.

— Я тоже.

— Да, но ты не обещал меня придушить, если я снова попытаюсь вызвать тебя через Карту.

— Пока не обещал, — я покачал головой, не выдержал и расхохотался — такую кислую мину скорчил Эйбер. — Но я подумываю над этим, когда ты вваливаешься ко мне в спальню без приглашения.

— Ладно, ладно. Вызывай его.

Я взял из колоды следующую Карту и перевернул ее. На ней действительно был изображен наш отец, но при этом одет он был препотешно — в костюм шута. Да-да, в самый натуральный костюм шута, с бубенчиками на остроносых туфлях с загнутыми носами. На его лице застыла дурацкая ухмылка.

— Если ты его таким изображаешь, я не удивляюсь, почему он так злится на тебя.

Эйбер фыркнул.

— Ты же должен понимать: главное, кто изображен, а не как он одет. Этот портрет я нарисовал тогда, когда отец меня взбесил до чертиков.

— Оно и видно.

— Ну… Тогда он такого заслуживал. Он никогда не был справедлив ко мне.

— Ты слишком часто на это жалуешься.

Он вздохнул.

— Тебе этого не понять.

Я вздернул брови, но Эйбер не стал распространяться. Может быть, он стыдился тех обстоятельств, которые стали причиной вспышки мелкой злобы. Их отношения с отцом были не гладкими… но разве через такое, до той или иной степени, прошли не все сыновья? Может быть, мне, в каком-то смысле, повезло, что я вырос, считая себя сиротой.

— Ну, давай, вызывай его.

— В свое время, — ответил я. — Сначала я тебе кое-что посоветую. Не показывай ему эту Карту.

— Ой, он ее уже видел. И сказал, что она забавная.

Я только головой покачал. Порой мне казалось, что я никогда не сумею понять моих новообретенных родичей. Если бы кто-то изобразил меня в таком вот виде… Да я бы велел, чтобы мне принесли его голову на серебряном блюде! Впрочем, теперь это не имело значения. Были дела поважнее.

Я вдохнул поглубже, выдохнул, поднял Карту отца и вгляделся в зоркие, пристальные голубые глаза шута. Почти сразу же я ощутил наплыв потока сознания. Изображение едва заметно дрогнуло, но прямого контакта не произошло. Я вгляделся в Карту сильнее и пожелал, чтобы между мной и отцом установился контакт. Я знал, что он жив.

Наконец я расслышал далекий, почти жалобный голос:

— Не сейчас, мальчик мой.

— Но… — возразил я. Мне казалось, что ради своего же блага ему лучше было бы узнать о том, что случилось.

— Не сейчас!

Контакт прервался. Распоряжение, данное мне отцом, не оставляло сомнений, и все же я вовсе не собирался это распоряжение выполнять. Важнее было другое. Держа перед собой Карту, я еще несколько раз подряд попытался установить связь с отцом, но ничего не добился. Что-то мешало мне войти с ним в контакт.

Я швырнул Карту на стол, откинулся на спинку стула, задумался и забарабанил пальцами по столу. Чем там отец таким важным занимался, что не мог мне и пары минут уделить?

— Ну? — не выдержал Эйбер.

Я бросил взгляд на брата. Вид у него был по-настоящему встревоженный, поэтому я ему честно пересказал все, что мне сказал отец.

— «Не сейчас», — повторил я, постепенно распаляясь. — Знаешь, это, наверное, самые противные слова из всех, какие только изобрели люди. Я их и в детстве терпеть не мог, а сейчас ненавижу еще сильнее. «Не сейчас!»

Эйбер хмыкнул и одарил меня взглядом, который яснее всяких слов означал: «А я тебе что говорил?»

— «Не сейчас», — проговорил он. — А между прочим, все не так плохо, как тебе кажется. По крайней мере, теперь мы знаем, что он жив.

— Верно, — кивнул я.

— Скажи, пока ты с ним разговаривал, ты никаких воплей не слышал?

— Нет. А что?

— Темницы дворцовых подземелий битком набиты узниками. Если бы отца заточили в подземелье, ты наверняка бы услышал, как кто-нибудь вопит.

Я усмехнулся.

— Ты так стараешься меня утешить. Нет, его не пытали, и рядом с ним никого не было. Все, как ты сказал: он чем-то занят и не желает, чтобы его беспокоили, какой бы важной ни была причина для беспокойства. Наглый, самовлюбленный маленький…

Эйбер жестом попросил меня умолкнуть, и я оборвал свою возмущенную тираду, толком не начав ее.

— А что, — предположил мой брат, — если за отцом внимательно следят, и он именно поэтому не мог поговорить с нами сейчас?

— Что ты имеешь в виду?

— А ты пораскинь мозгами. Если кто-то приставил ему нож к горлу, вряд ли он смог бы завести с тобой пространную беседу.

— Точно, — согласился я, в красках представив себе такую картину. — Но неужели так обязательно нагло и самовлюбленно грубить?

— Ты начинаешь потихоньку понимать, через что мне довелось пройти. А тебя он, между прочим, любит.

— Ладно, будем считать, что мне повезло в том, что я хоть что-то выяснил, — буркнул я. — Отец жив. Раньше мы и этого не знали.

— Пожалуй, так, — кивнул Эйбер.

На самом деле, теперь возникало еще больше вопросов. Чем занимался отец? Почему он не имел возможности поговорить? И почему он не возвратился домой после аудиенции у короля Утора?

Я вздохнул, взял со стола колоду и быстро просмотрел Карты, не задерживая внимание ни на одной из них дольше, чем это было необходимо. Фреда… Блейзе… Дэвин… Пелла… Тут были все мои сводные братья и сестры, а также еще кое-какие люди, которых я никогда не видел. На секунду я задумался о том, не связаться ли с Фредой, чтобы рассказать обо всем, что у нас стряслось и попросить у нее совета, но я тут же решил, что делать этого не стоит. Ей было приказано ни с кем не переговариваться через Карты, дабы не открыть своего местонахождения. Я не хотел подвергать сестру опасности. Учитывая, сколько родственников мы уже потеряли и то, как упрямо и решительно действовали наши враги, лучше было Фреду пока не трогать. Почему-то я почти не сомневался в том, что змей из костяной башни снова не спускает с нас глаз.