Анастасия Никитина - Ректор по семейным обстоятельствам

«Ну, что ж, если по-другому от мерзкого угощения не избавиться…» — обреченно подумала я, ногой аккуратно столкнув промасленный пакет вниз. Это была последняя связная мысль. А потом меня снова захлестнула сладкая нега, которую будил своими поцелуями Никс. Перед глазами закружился безумный хоровод из звёзд, ярких одежд аристократов, танцующих далеко внизу, и алых всполохов черепицы, на которой мы сидели. А тёплые мягкие губы Никса нежно ласкали мою кожу, заставляя забыть, кто мы и где находимся.

Надо ли говорить, что в ректорский кабинет я вернулась гораздо позже, чем рассчитывала, уставшая, как тягловый варан, ничего не понимающая и безумно счастливая? Только перед сном я вспомнила о таинственной записке Круппа. Да и то лишь потому, что она вывалилась из кармана, когда моё витающее в розовых облаках Высочество стало раздеваться. Насвистывая что-то весёленькое, я развернула смятый обрывок бумаги. Полугном расщедрился только на одну кривую строчку. Но, прочитав её, я рухнула в кресло, как марионетка, которой в разгар танца вдруг обрезали все ниточки: «Вот как это понимать? Привет, реальность?!».

Поспать мне так и не удалось. Сон не шёл, а в голове постоянно вертелись странная записка Круппа: «Прежде, чем связываться с чернаком, поговори со мной. Я дам больше». Вот как мне было это понимать? На ум приходили самые разные предположения: от совершенно невинных до откровенно безумных. И ни одно из них не казалось мне достаточно достоверным.

Хотелось немедленно отправиться в таверну и вытрясти из полугнома правду. Но я понимала, что уходить средь бела дня из Академии не лучшая идея. Да и сам наёмник вряд ли сидит за кружкой вина круглые сутки. Не разыскивать же его по всему городу.

На явившегося по приглашению профессора Карны кандидата на место ассистента моё взбудораженное Высочество едва взглянуло. Я бы и вовсе выставила его вон до лучших времен. Но сегодня после обеда боевиков ждали очередные практические занятия по зельеварению, и что-то подсказывало мне, что в таком состоянии моему мечущемуся от бешенства к меланхолии и обратно высочеству лучше не подходить к котлу.

Чернак, имя которого я забыла сразу же после того, как он представился, заметно удивился, на третьей минуте разговора получив в руки план занятий боевиков.

— Если к финальному гонгу мне не придётся нестись сломя голову к вам на помощь, все, включая вас, останутся живы, а лаборатория цела, то на испытательный срок вы приняты, — заявила я. — Если же всё вышеперечисленное не случится в ближайший месяц, бессрочный контракт — ваш. Дух-охранитель покажет вам ваши комнаты и лабораторию.

Моё раздражённое Высочество нетерпеливо щёлкнуло пальцами, и рядом с ошалевшим переселенцем появилась серая дымка, смутно напоминающая очертаниями человека.

— Что-то ещё? — поторопила я, заметив, что чернак топчется на месте вместо того, чтобы уходить.

— Так просто? — неверяще выдохнул он. — Раньше меня о родственниках до седьмого колена и то расспросить не ленились!

— Кто работать собирается? Вы или ваши родственники? Меня интересуют только ваши профессиональные качества как преподавателя. Справитесь с боевиками — будете работать в Академии стихий. Точка.

Чернак молча поклонился и вышел за дверь. Я же недовольно фыркнула себе под нос: «О родственниках он мне рассказывать собрался! Идиот!».

Несмотря на нелестную характеристику, которой я проводила нового ассистента, до конца занятий меня так и не позвали в лабораторию. Мало того, под вечер моё окончательно вымотавшееся от бесполезных размышлений Высочество имело удовольствие наблюдать из окна, как по аллеям парка прогуливается профессор Карна в сопровождении этого товарища. Я даже не поскупилась на плетение, увеличивающее остроту зрения. Чернак возбуждённо размахивал руками, что-то рассказывая, а сушёная вобла недоверчиво покачивала аккуратно прилизанной прической. Не иначе как меня обсуждали, сплетники.

Взглянув на часы, я решила, что мучиться от неизвестности дальше не имеет смысла. Занятия закончены. Закинув за спину парные мечи, я шагнула в портал. В кабинете остался призванный мной дух-охранитель. Он должен был сообщать возможным посетителям, что лерра ректор отправилась по неотложным делам и решение всех возникших вопросов переносится на утро.

Таверна, как всегда, встретила меня гулом и запахом кислого вина. Едва кивнув на пяток прозвучавших приветствий, моё отбросившее излишние политесы Высочество прошагало прямо в угол, где сидел полугном, радостно махавший в мою сторону грязной лапищей.

— Ну! — рыкнула я вместо приветствия.

— Для начала могла бы и поздороваться, — ухмыльнулся Крупп.

— А я не уверена, что желаю тебе здоровья, — огрызнулась я.

— Ну вот… Я по мере сил пекусь об её благополучии, а она…

Моё взбешенное Высочество повело рукой, заставив осыпаться серой пылью глиняную кружку полугнома.

— Понял! — подскочил тот, уронив уцелевшую ручку. — Пошли наверх. Поговорим без лишних ушей.

Мы поднялись. Заметив краем глаза спешащего к нашему углу Адама, возмущённо размахивающего толстыми короткими ручками, я бросила на стол мелкую монету и пошла вслед за гномом.

Маленькая комнатка под самой крышей воняла перегаром и ещё чем-то неуловимо знакомым, но от этого не менее противным. Крупп резво смахнул с колченогого стула гору грязных носков и прочего белья и затолкал её ногой под кровать:

— Прошу прощения: уборка.

— Вонять от этого меньше не стало, — буркнула я, опираясь плечом о косяк. Садиться на поверхность, где ещё секунду назад валялись гномовы подштанники, не хотелось.

— Вонять? — Крупп удивлённо принюхался. — Ах, это!

Он подхватил тарелку с какими-то объедками и выставил в коридор:

— Адам, скотина, тухлые яйца на завтрак подсунул. А я эту неделю замотался, всё руки не доходили выбросить.

— Скажи лучше, забухался, — проворчало моё скривившееся Высочество. Что-то в последнее время большинство моих неприятностей начинается именно с запаха тухлых яиц.

— Ну не без того, — хмыкнул полугном, развалившись на кровати.

— Ближе к делу!

— Вот это по-нашему! — неведомо чему обрадовался Крупп. — Тебе тридцать процентов.

— Тридцать процентов чего? — с притворной нежностью поинтересовалась я. — Тридцать процентов твоих долгов? Или тридцать процентов грязных тряпок под этим лежбищем? Так я не претендую.

— Золота, язва, — заржал полугном. — Золота! Три тысячи звонких блестящих жёлтеньких монеток. Аванс, так и быть, причислю к своей доле.

— Благодетель…

— Сорок, — повысил Крупп, — и заметь: никакого супружеского долга. Мне вообще девушки нравятся покрупнее. Типа матушки. Лет через десять разбежимся, мол, бесплодные. И всё. Гуляй с кем хочешь. Зато четыре тысчонки в кармане. На тракте столько и за полвека не заработать!