Анастасия Никитина - Ректор по семейным обстоятельствам

— Какой ещё правитель? — опешила я, приплясывая на месте.

— Наш, Создателями призванный, — хмыкнул нахал.

— Ты, что, сдурел? — обозлилась я. — Открывай, болван!

— Права такого не имею, — с заметным удовольствием сообщил он. — Среди ночи могу открыть только Членам королевского семейства. Вы член?

— Да ты знаешь, кто я? — возмутилось моё Высочество, разумно, впрочем, не озвучивая собственные регалии. Только скандала с пьяным ректором тут и не хватало.

— По голосу слышу, что не член, — с ленцой констатировал мерзавец. — Тогда кто? Профессоров я всех знаю. А больше никому по ночам открывать не положено. Тем более пьяным студиозам. Утром приходи, позову твоего куратора и пущу.

— Ах ты, скотина! Открывай, говорю!

Я со всей силы ударила кулаками в створку. Полыхнул зелёный отблеск, и меня отшвырнуло назад.

— Защита Академии расценивает твои действия как нападение, — хохотнув, пояснил он, пока я мотала головой, сидя в уличной канаве. — Может, заодно и намагичишь чего-нибудь? Будет ещё веселее.

Даже до моих пропитанных вином мозгов дошло, что злорадное предвкушение в его голосе — это неспроста. Поэтому я, кое-как утвердившись на ногах, развернулась и потащилась прочь: «Завтра я с тобой по-другому поговорю, только ты меня не узнаешь, поганец!».

Утро добрым не бывает. Эта мысль настойчиво вертелась в моей больной голове, пока я рылась на полке с зельями. Настой, избавляющий от последствий хорошей пирушки, именуемый среди наёмников «похмелин», нашёлся в самом дальнем углу. Впрочем, радостный возглас тут же сменился разочарованным стоном. Судя по дате на этикетке, он был давно и безнадёжно просрочен.

Я швырнула бесполезный пузырек в ведро для отходов и, глухо ругаясь сквозь зубы, развернулась к длинному столу: придётся заняться практическим зельеварением прямо сейчас. Ректор, распространяющий на десяток метров вокруг отвратительный запах перегара, станет слишком большим потрясением для Академии стихий.

На испещрённую разноцветными пятнами и подпалинами столешницу спланировали корешки и несколько банок с порошками. Убедившись, что не ошиблась в выборе ингредиентов, я зажгла огонь под небольшим котелком.

Пятнадцать минут спустя, хорошенько перемешав бурлящее варево и уже предвкушая скорое избавление от признаков похмелья, я взялась за бутыль, украшенную кривым черепом. Нет, яда там, разумеется, не было. Ярко-синяя жидкость обладала очень сильным слабительным эффектом и это свойство сохраняла при любой обработке. Соответственно, передозировка могла оказаться чреватой. Наёмник во время боя, резво уносящийся в кустики — мёртвый наемник. А мне нужна была всего одна капля. Конечно, лучше было бы воспользоваться пипеткой, но она куда-то запропастилась, и искать её у меня не было ни времени, ни желания.

Высунув от усердия кончик языка, я накренила бутыль над варевом.

— А что это будет? — раздался звонкий голосок за моей спиной.

Охнув от неожиданности, я чуть не уронила бутыль. Естественно, слабительного в зелье попало куда больше положенного. Злобно смахнув испорченное варево в ведро для отходов вместе с котелком, я обернулась. В дверях стоял мелкий паренек в каких-то обносках.

— Ты кто? — тупо поинтересовалась я. — И как сюда попал?!

Вопрос мог бы показаться странным, но в данном случае вполне закономерным. Дело в том, что в моём доме нет живой прислуги. Вообще никого из живых нет, только духи, закольцованные лично на меня. Так делали все, кто желал иногда оставаться в одиночестве и при этом не заниматься бытовыми делами. Ну и количество покушений в собственном доме резко стремилось к нулю. Всем известно, что проще всего к жертве подобраться через прислугу, а духов не подкупить и не запугать. Так кого они могли пустить в моё логово?!

— Ну вот, — с заметной обидой нахмурился пацан. — Сами же звали, а теперь «ты кто?»

— Звала? — мозг заклинило окончательно.

— Вы весной через нашу деревню проезжали. Даже грамотку мне дали. Вот. Только её ваша нечисть забрала.

— Какая нечисть? Как тебя зовут хоть?!

— Оли я. Ладно, раз не ко двору пришлась, то пойду.

Девочка? Она развернулась на пятках, гордо вздёрнув веснушчатый нос.

— Да погоди ты, не петушись, — остановила я её, начиная что-то смутно припоминать. — Ты из Серогорья?

— Ну да, — Оли кивнула и шмыгнула носом.

Тут до меня, наконец, дошло. Серые горы — бедная холмистая местность почти в центре Белого континента. Караваны туда не водят, да и монстры почти не встречаются. Боевому магу или наёмнику делать там совершенно нечего. Тем более, что местные жители магии побаиваются, а многие так и вовсе считают её происками демонов и страшным грехом. А я весной перепутала дорогу на развилке, и моё Высочество занесло в это самое Серогорье. И вот там-то мне и встретилась девчонка-оборвыш, со жгучим любопытством наблюдавшая за банальными фокусами вроде костра, пылающего без дров. И аура у неё полыхала посильнее моего костерка.

Артефакт, проявляющий Дар, валялся на дне сумки. Любой магик-наёмник таскает такой с собой, потому что поиск Одаренных — непременное условие получения лицензии. Многие даже специализируются на таких поисках. Приют Обретённых платит за найдёнышей с сильным Даром неплохую премию. Разумеется, мне зарабатывать подобным образом не было никакой нужды, и камень болтался бесполезным грузом многие годы. До того вечера. В руках у безродной девчонки он своё существование и закончил, банально сгорев от мощного потока Силы.

По закону я должна была доставить такой самородок в Приют, но не сделала этого. Во-первых, меня ждали на тракте, и на эту встречу моё, страдающее географическим кретинизмом Высочество и так уже опаздывало сверх всякой меры. А во-вторых… Я прекрасно знала, какая судьба ждёт приютских магиков: двенадцать лет казарменного режима с жёстким обучением и служба в войске Белого континента. Выбора нет, исключений — тоже. Поэтому я оставила девчонке свиток, дающий доступ в мой дом в Питруге. Мол, захочет — придёт, а нет — станет деревенской ведьмой в родных краях, так как дар такой силы всё равно проявится, даже без всякого обучения.

И вот она стоит на пороге моей лаборатории и шмыгает носом, обиженно поглядывая на задумавшуюся хозяйку из-под насупленных бровей. А я совершенно не представляю, что с ней теперь делать.

— Родственники отпустили? — спросила я, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание.

— Так нет у меня родичей, говорила уж, — отозвалась Оли, ковыряя порог босой ногой.

— А, ну да, помню. Сколько тебе?

— Десятое лето проводила.

— А поточнее?

— Не знаю, — девчонка пожала плечами. — У нас не записывают. Батя не помнил, а мать я и не видела, она родами померла.