Стивен Лохед - Мерлин

И, надо сказать правду, сейчас Утер не лгал. Если так легко отравили Аврелия, кто помешает сгубить беспомощное дитя? Тщеславные властолюбцы Дунаут, Моркант и Коледак станут для него постоянно угрозой. Да и они ли одни? Однако Утер думал не только о них, но и о другом: «Этот ребенок должен уступить место моему собственному».

Мне тоже понравился этот план, хотя совсем по иной причине. Если почему-то Утер не сумеет обзавестись наследниками, у нас будет в запасе сын Аврелия. Однако вслух я этого не сказал.

Игерна подошла ближе и положила руку мне на локоть.

— Пожалуйста, Мирддин Эмрис, отыщи хорошее, надежное место для моего маленького. Никому, кроме тебя, я его не отдам.

Она смотрела на меня большими темными глазами, исполненными надежды и страха. Отказать ей было бы жестоко. В любом случае, это являлось самым лучшим решением.

— Я сделаю, что смогу, госпожа моя. Но, — я предостерегающе поднял палец, — все должно быть, как я скажу. Чур потом от уговора не отказываться. У вас еще есть время решать.

— Нет, — сказала она, — я уже все решила. Я верю тебе, Мирддин Эмрис. Поступай так, как считаешь нужным.

— И я тоже доверяю тебе, Мерлин. Мы исполним все, что ты скажешь.

Утер умел быть великодушным. А почему бы нет? Он считал, что одним махом разрешил свои затруднения и спас свое доброе имя. Он гордился собой. Сыновья еще народятся. А раз решившись, он будет верен своему слову до конца.

Мы еще немного поговорили и сошлись на том, что я заберу ребенка сразу после рождения — Игерна опасалась, что в противном случае не сможет с ним расстаться, — и отдам на воспитание в известное мне одному место.

Все получалось замечательно. Однако то, что в те дни представлялось сущей безделицей — воспитание нежеланного ребенка, — вскоре превратилось в запутанный колючий клубок. Потому что это был необычный ребенок.

Я вернулся в Инис Аваллах ждать, когда родится ребенок. Пеллеас прибыл из Ллионесса с горестной вестью: Белин смертельно болен и не протянет до конца зимы. Поскольку он не оставил законных наследников, трон должен перейти по Аваллаховой линии к сыновьям Хариты или Морганы. Так как сын Хариты — прямой потомок Аваллаха, выбор скорее всего падет на старшего из сыновей Морганы.

Старый атлантический порядок преемственности, сложившийся за долгие века и освященный традицией, так же отличается от примитивного наследственного права бриттов, как Остров Бессмертных от Острова Могущественного. Тем не менее Аваллах печально подтвердил, что, вероятно, кто-то из отпрысков Морганы вскоре обретет власть.

— Мне очень горько, что брат умирает, — сказал король-рыболов, — но еще больше меня гнетет, что от этого выиграет Моргана и ее потомство. — Больше он ничего об этом не сказал и после двух дней молчаливых раздумий объявил: — Я отправлюсь в Ллионесс и попрошу монахов из святилища поехать со мною. Может быть, мы избавим Белина от мучений если не в этой, то в другой жизни.

Харита предложила поехать с ним, и я тоже, но он отвечал:

— Лучше мне ехать одному. Нам многое надо сказать друг другу. Понимаю, вы не стали бы вмешиваться, но с глазу на глаз мы сможем говорить откровеннее. Обо всем остальном позаботятся монахи. — Он не упомянул о том, чего боялся сильнее всего, — появления Морганы, пока он будет там. Если так, Аваллах хотел встретиться с ней сам, без меня и Хариты.

Король-рыболов покинул Тор, как только закончились сборы. С собой он взял лишь двух доверенных слуг и шестерых монахов из обители под холмом святилища. Впрочем, добрые братья владели мечом и копьем не хуже, чем латынью и Словом Божиим. Редкому иноку не пришлось до рясы носить доспехи, и никто из них не стыдился своего прошлого.

Становилось все холоднее. Мы с Пеллеасом охотились в соседних холмах и долинах, добывая пищу для зимнего стола. Дни стояли ядреные, как свежие яблоки. Мы ждали известий от Аваллаха, однако их не было, как не было и гонцов от Утера.

Тогда мы занялись своими делами: стали придумывать, где разместить сына Игерны. Хотелось разыскать самое безопасное убежище, но очень скоро наш список сократился до трех имен: Теодриг в Диведе, Кустеннин в Годдеу и Хоэль в Арморике.

Мысль воспитать ребенка в Инис Аваллахе, конечно, пришла мне в голову, но я почти сразу ее отбросил. Нехорошо, чтобы мальчик рос неприспособленным к той жизни, которая ему предстоит. «Здешняя жизнь, — заметил Пеллеас, — ближе к жизни Иного Мира, чем к обычной земной».

— Мне она подходит, — возразил я.

— Конечно, но она подойдет не всякому, — ответил Пеллеас, подтверждая мои сомнения.

— Значит, надо выбирать из трех, — задумчиво произнес я.

— Из двух, — возразил Пеллеас. — Хоэль охотно принял бы мальчика — он хоть и стар, но крепок, — однако до него слишком далеко добираться.

— Вот и хорошо, безопаснее, — сказал я.

— Да, если б речь шла об обычных убийцах, — согласился Пеллеас. — Но тех, кто решился на все, не остановит и расстояние. К тому же враги в первую очередь будут искать мальчика там, где воспитали Аврелия и Утера.

— Остаются Теодриг и Кустеннин, — проговорил я. — Теодриг силен и предан, однако Дивед окружен врагами. Моркант и Дунаут — его соседи, они наверняка проведают, что мальчик, которого воспитывает Теодриг, — сын Утера. К Кустеннину на север лазутчики не проберутся, но у него не так безопасно, как у Теодрига. — Я поднял руки ладонями вверх, как весы, показывая, что доводы за и против обоих весят одинаково. — Кого выбрал бы ты?

Пеллеас задумчиво нахмурил лоб.

— А зачем вообще выбирать? — Он просветлел. — Почему бы не растить его там и там в зависимости от времени и надобности?

— И впрямь, почему бы нет?

Здравая мысль. Пусть ребенок набирается ума от обоих, пусть узнает обычаи двух разных владык. Прекрасно придумано!

Решив это, я перестал думать о ребенке: до его рождения больше ничего нельзя сделать. Посылать гонца к Теодригу и Кустеннину я опасался, а сам поехать не мог, чтобы потом не догадались, что советник короля ездил договариваться о воспитании его наследника.

Я не надеялся, что Утер сумеет сохранить рождение ребенка в тайне. Раньше или позже слух просочится, как вода из дубовой корзины, и по всей стране властолюбивые правители начнут охотиться за ребенком.

Довольный своим планом, я посчитал, что могу ничего больше не делать, покуда не придет время двигаться в путь, чтобы поспеть к родам. А так как забот пока не предвиделось, я выбросил все мысли о ребенке из головы и занялся другим.

Скажу по правде: в то время я не придавал рождению этого мальчика большого значения. Несмотря на все знаки — можно сказать, знамения, — он был для меня младенцем, которого надо спасти. И еще сыном умершего друга. Но это все. Другие дела казались куда более насущными.