Стивен Лохед - Мерлин

— Ничего… Но правитель обратился против Аврелия.

— Да, лорд Эмрис. Так оно и было.

Наконец-то до меня начало доходить, что случилось: Аврелий, гордый спаситель королевства, тем не менее не захотел триумфально вступить в Лондон. Он смирил себя и отправился к правителю выяснить, какой его ждет прием. Успокоенный, он вернулся к своим военачальникам, рассчитывая, вероятно, с одобрения правителя вступить в город во главе войска. Однако события приняли печальный оборот. В лагере выяснилось, что несколько вождей покинули его ряды — по крайней мере, так это должно было ему представиться, независимо от того, был ли в их действиях злой умысел.

Тем временем самые богатые и влиятельные лондонцы имели время поразмыслить об Аврелии и прийти к нелестному для него выводу: «Он называет себя Верховным королем, но где его дружина? Где его советники и воеводы? Да он вовсе не король!». Что-то в таком роде.

Бедный Аврелий, вполне заслуживший торжественную встречу, вернулся и обнаружил себя персона нон грата. В ярости он поскакал вновь собирать своих вождей и двигаться на город, чтобы, если потребуется, войти в него силой. Нет надобности говорить, что горожане, страшась его гнева, кинулись к правителю, требуя защитить их от самозваного Верховного короля.

Да, так или почти так все и было.

Воин стоял передо мной, ожидая моих вопросов, и я понял, что ничего больше из него не вытяну — Аврелий ничего ему не сказал. Я выяснил, где лагерь, поблагодарил ратника и оставил нести дозор. Затем я отправился к Гвителину, велел ему ждать вместе с Давидом и предупредил, что ради собственной безопасности монахам лучше оставаться в церкви под охраной воинов. Кто знает, до чего могут дойти лондонцы, если их как следует распалят.

Потом мы с Пеллеасом отправились на поиски Аврелия.

По пути в Лондон мы не видели его лагерь, потому что приехали по северной дороге. Но сейчас, пользуясь указаниями моего недавнего собеседника, мы были в лагере к той поре, когда удлинились тени.

Я сразу понял, что так взбесило Аврелия, и не мог его винить. Из всей огромной рати осталось лишь несколько вождей — в том числе, разумеется, Теодриг, а также Кередигаун, один из сыновей Кунедды, и воины Кустеннина со своим предводителем.

Я направился прямиком к Теодригу.

Он был сильно раздосадован, о чем прямо мне и сказал.

— Я пытался их удержать, — говорил он. — Однако они твердо вознамерились уйти, едва Аврелий уехал в Лондон. «Войну мы ему выиграли, — объявили они, — город пусть берет сам!» Вот что они сказали.

— И еще сказали, что довольно с нас Верховных королей! — заметил, подходя, Кередигаун. — И я начинаю с ними соглашаться. Мы что, будем, как безусые юнцы, ждать, покуда взрослые мужи делят добычу?

Он видел, как я въезжал в лагерь, и сразу направился ко мне высказать свое недовольство.

— Кто среди вас завел подобные речи? — спросил я.

— Горлас Корнубийский, — отвечал Кередигаун, — и другие тоже.

— Друзья Горласа, — сообщил Теодриг. — Я бы и сам ушел…

— Рад, что ты остался, — поспешно перебил я. — Уверен, твоя верность не останется без награды.

— Как это? — спросил Теодриг.

Прежде, чем ответить, я велел Пеллеасу созвать остальных вождей и военачальников и, когда все собрались, усадил их, и обратился к ним с такой речью:

— Государи мои и соратники, я сегодня был в Лондоне и примерно знаю, что там произошло.

— Так расскажи нам, — потребовал один из вождей, — потому что, если не скажешь, я уйду немедленно. Дома поля убирать надо, а здесь я уже довольно наждался.

Еще несколько человек одобрительно заворчали. Я поспел вовремя — едва ли не все они готовы были уйти.

Я набрал в грудь воздуху и начал:

— Не знаю, повлияют ли мои слова на ваше решение, но скажу вам правду: сдается, что наш юный король, желая избежать одной оплошности, сделал куда б о льшую.

— Вот уж верно, — согласился кто-то. — Забыл, кто его друзья.

— Возможно, — допустил я, — но в его намерения это не входило. Он не пошел с вами на Лондон потому, что…

— Потому что стыдился! — воскликнул один из северных предводителей. — Воевать мы ему были хороши, а в большой город идти — нет! — Он сплюнул на землю и добавил для пущей выразительности: — Митра меня разрази, если я еще хоть раз обнажу меч за Аврелия!

Тут я наконец понял, как они все настроены.

— Пусть скажет лорд Эмрис! — крикнул Теодриг. — Я хочу его выслушать.

— Аврелий не пошел с вами на Лондон не потому, что стыдился вас, но потому, что не хотел показаться заносчивым в глазах горожан!

— Горожан! — Вождь снова сплюнул, показывая, как к ним относится.

— Аврелий, — продолжал я, — опасался настроить горожан против себя. Хуже того, это могли воспринять как нападение, и тогда не миновать бы кровопролития. Поэтому он велел вам ждать и отправился в одиночку. Однако Лондон, сочтя его человеком незначительным, обратился против него.

— Что ему Лондон? — спросил Кередигаун. — У них нет ни короля, ни дружины.

— Да, но у них есть богатство и власть. Верховному королю этой страны необходимо признание Лондона.

— Вортигерн без него обошелся! — выкрикнул кто-то. Как быстро люди забывают!

— Да, и поглядите, до чего Вортигерн нас довел! — отвечал я. — Эту-то ошибку и не хотел повторять Аврелий. Он хотел покорить Лондон кротостью. Однако жители обратились против него. Следующий раз он въедет в город не иначе как в вашем сопровождении.

Собравшиеся молчали, обдумывая мои слова. Наконец Теодриг встал и объявил:

— Я всегда мечтал увидеть этот хваленый город и, коли уж подошел так близко, обратно не поверну. Давайте отправимся вместе с Аврелием и проследим, чтобы упрямые лондонские мужланы оказали должное почтение нашему Верховному королю.

Именно эти слова надо было услышать остальным. Все повскакали с мест и криками поддержали Теодрига. На какое-то время в лагере вновь воцарился мир.

Итак, когда вечером возвратился Аврелий, он увидел не пустое поле, а лагерь и людей.

— Горлас, чтоб ему провалиться! — Аврелий, взмокший от долгой скачки, в ярости расхаживал по шатру. — Клянусь, это месть за то, что я отпустил Окту.

— Успокойся, — сказал Утер. — Это я отпустил Окту. Просто с Горласом вообще нелегко сладить. Так он старается показать свою значимость.

Утер умел в двух словах выразить суть человека. Он совершенно точно разгадал Горласа.

— Прислушайся к своему брату, — сказал я, — если не хочешь слушать меня. Не один Горлас превратно истолковал твое нежелание с триумфом вступить в Лондон.

— Да не было б никакого триумфа! — прорычал Аврелий.

Я повернулся на каблуках и зашагал к выходу. Аврелий крикнул мне в спину:

— И ты меня оставляешь, Мирддин? Ну и иди! Бросай меня! Убирайтесь все!