Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 5

Присев к столу, Сибла достал из папки исписанные листы:

— Что это?

— Информация, полученная от шлюх. В постели бандиты болтливы. Хотят выглядеть перед дамами героями, хвастаются своими подвигами.

— Мы не можем раскрывать тайну исповеди.

— Не можем. Но что такое «исповедь»? Это покаяние в своих грехах. Здесь нет ни слова о грехах проституток. Здесь чужие грехи.

Сибла провёл пальцем по крайнему столбику: Нос, Штырь, Борода…

— Это клички?

— У них нет имён.

— Значит, они хвастаются перед шлюхами, а шлюхи передают тебе, чем они прославились.

— Передают… — Лювин хмыкнул. — К ним подход нужен, правильные слова нужны.

— О Хлысте упоминали?

— Нет.

Сибла потряс бумагами:

— От этой информации мало проку.

— Не скажи. — Людвин указал себе за спину. — Там куча нераскрытых преступлений. А мы им виновных на блюдечке. Это разве не помощь? Мне кажется, правитель и особенно Крикс будут довольны.

Сибла покачал головой:

— А если бандиты догадаются, что шлюхи сливают информацию? А если заявятся сюда? Представляешь, что будет?

— Представляю. Мы наконец-то встретимся с Хлыстом. — Людвин забрал бумаги. — Сжечь? Скажи, и я сожгу.

— Надо предупредить Братьев, — сказал Сибла, немного подумав. — Будь осторожен, Людвин.

— Нам мешает наша осторожность, — промолвил духовный отец, складывая листы в папку. — Хлыст не проявит себя, пока не увидит в нас угрозу.

— Ты предлагаешь лезть на рожон?

— Таких, как Хлыст, беспокоят сильные люди. А мы слабы и нерешительны. Мы слишком медленно прибираем власть к рукам. Вместо того чтобы заявить о себе в полный голос, мы произносим двусмысленные проповеди. Люди истолковывают их по-своему. Они не так умны, как нам хотелось бы.

Сибла поднялся со стула, направился к двери. Помедлив на пороге, обернулся:

— Найрис не моя подруга.

Людвин пожал плечами:

— Тогда ты спокойно выслушаешь то, что я скажу. Или ты не хочешь о ней слышать?

В душе Сиблы появился неприятный холодок.

— Говори.

— Помнишь первый публичный дом, в котором тебя чуть не обобрали? Его называют «Дом Юбок». Единственное в городе заведение, где нельзя калечить проституток.

Сибла вытянулся:

— Где она?

— В больнице для бедняков. Но не знаю, где именно: в палате или в морге.

— Она сама выбрала такую жизнь, — сказал Сибла, вышел из комнаты и, подавившись глотком воздуха, привалился плечом к дверному косяку.

Дежурная медсестра не нашла в списках больных имя Найрис. Сибла прикинул в уме, что убьёт полдня, обходя трёхэтажное здание, заглядывая в каждую палату. И отправился туда, куда человек, не желающий расставаться с надеждой, пошёл бы в последнюю очередь — в морг.

Сибла надеялся, что Найрис мертва. Её смерть вытравила бы в нём опасный зародыш порочной тяги, охладила бы кровь и привела бы чувства в состояние спокойного равновесия.

В морге её тоже не было. Людвин, скорее всего, сгустил краски. Сибла потоптался во внутреннем дворике, рассматривая бедняков в залатанных больничных халатах. Устремил взгляд на одноэтажные здания за покосившейся оградой. Дворник, сгребающий в кучу осенние листья, объяснил, что в одном здании принимают роды, в другом держат психов, в третьем лежат проститутки.

Сибла постеснялся сказать дежурной сестре, кто такая Найрис. Думал, что она лежит среди обычных пациенток. Теперь оказался перед выбором: проявить стойкость духа и отправиться домой либо поддаться слабости и в присутствии падших женщин проявить сочувствие к шлюхе. Посмотрел в небо, ожидая подсказки свыше. Сердце боролось с разумом, Бог молчал.

Сибла решил отделаться разговором с врачом, но того не оказалось на месте. Единственная медсестра была занята. Щупленькая санитарка довела Сиблу до палаты и, взявшись за дверную ручку, обратила к нему горбоносое лицо:

— Это вы её так?

— Нет. Я её друг, — соврал он. Друзья не бросают, он бросил.

В вытянутой комнате в два ряда теснились койки. Пробираясь боком по узкому проходу, Сибла украдкой поглядывал на женщин: избитых, изуродованных. Взор скользил по рукам и ногам, закованным в гипсовые повязки. Пятнадцать женщин в одной палате из десяти, мимо которых он прошёл.

Найрис лежала под окном. Солнечный свет падал на белое лицо и плотно сжатые мертвенно-белые губы. Под закрытыми глазами синие круги. Поверх одеяла безжизненные руки. Капельница с кровью. Из-под одеяла выпирают пальцы ног. Значит, ничего не сломано.

Миловидная девица, сидевшая на краешке матраса, качнулась взад-вперёд, намереваясь встать.

Сибла положил ладонь ей на плечо:

— Сиди.

— Спасибо, — непонятно за что поблагодарила девица. Глядя на Найрис, тихо промолвила: — Она потеряла много крови.

Нахлынувшая слабость вынудила Сиблу схватиться за металлическую спинку кровати.

— Что с ней?

— Её порвали.

— В смысле?

— В неё воткнули ножку стула, — ответила девица. — Операция длилась два часа. Врач сказал, что у неё не будет детей.

Сибла стиснул зубы. После знакомства с Найрис он потерял покой. Принимал исповеди и думал, сочинял проповеди и думал, читал с воспитанниками Святое Писание и думал — всё время думал о ней. Мыслям в голове стало тесно, и они перекочевали в сновидения. Он видел комнату, залитую солнцем. На окнах занавески с бахромой, на столе букетик полевых цветов. Стоя коленями на стуле, ребёнок обводил пальчиком своё отражение в зеркале. «Папа, ты похож на меня». Сибла слышал свой смех, слышал голос Найрис: «Мальчики, мойте руки. Завтрак готов».

Сон не сбудется. Бог обрушил на них свой гнев.

— Деньги нужны? — спросил Сибла.

— Хозяйка за всё заплатила. — Девица подтянула рукав, сползший с плеча. — Она ещё старый долг не отработала. Теперь будет работать на хозяйку до конца жизни. А так хотела уйти.

— Кто с ней это сделал?

— Гвоздь.

— Где мне его найти?

— Не надо его искать, — прошептала девица, озираясь. — Это плохой человек. Очень плохой.

Низко наклонившись, Сибла заглянул в перепуганное личико:

— Где?

Вернувшись в дом молитвы, Сибла позвал к себе в комнату семерых Братьев, с которыми был близко знаком. Долго уговаривать их не пришлось. Вечером, вместо того чтобы слушать проповедь, сектанты отправились в трактир с удивительно тёплым названием «Пенаты».

Трактирный прислужник не хотел их пускать, ссылаясь на отсутствие свободных мест, но кулак, поднесённый к его носу, возымел действие. Войдя в зал, Сибла подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Спросил у лакея, за каким столиком сидит Гвоздь, и двинулся в указанном направлении.

Братья окружили столик и повернулись к нему спиной. Откинув полы плащей, сжали рукоятки ножей, без слов предупреждая посетителей, что в их дела лучше не вмешиваться.