Карина Вран - Днем с огнем

— А еще там общие душевые для дилерского состава, — выдавал очередную просветительскую байку для стажеров Вадик (он же Водяра) Коломийцев. — Как и всё, под камерами. Не только Бартош у нас делится историями из жизни казино, этим балуются, по-моему, все ребята и девчата из опытных. Вадик к нам пришел из крутого по Питерским меркам заведения, где и столов в пять раз больше, чем у нас, и условия для персонала отличаются. Почему ушел, понизив планку? Так Водяра же, этим все сказано.

— В душе?! — привычно уже вспыхнули щеки Овцы.

— В душе, в кабинках, в раздевалках, в столовке, на лестницах, ве-е-езде, — подмигнул Вадим, протянул указательный палец в сторону "недремлющего ока" над телевизором. — Чего ты удивляешься-то? Вон — помаши дяденьке ручкой. И, когда пойдешь пи-пи, тоже не забудь помахать.

Оленька заалела щеками с новой силой, втянула голову в плечи и предприняла попытку вдавить тело в диван.

А душевые у нас так-то тоже в наличии, по одной кабинке на раздевалку. Если не брезговать, в сезон отключения горячей воды выручает. Хотя я лентяй, мне проще под холодным душем постоять, чем таскать на смену банные принадлежности. А так — в стаффе можно под утро столкнуться с Ханной Луккунен в потертом коротеньком халатике и с полотенцем на голове. Волосы у нее короткие, сохнут быстро, так что душ она принимает каждую свою смену. К счастью, Ханна в другой смене, и пересекаемся мы нечасто, на подработках. К счастью, так как доброе прозвище Ноги дано ей не за длину нижних конечностей, а за их повышенную волосатость, не скрываемую плотными черными колготками. А халат позволяет разглядеть еще и руки, густо покрытые длинными темными волосками, что обычно скрыты длинными рукавами рубашки. В запа́х я не заглядывал, но что-то мне подсказывает, там тоже найдется лишнее в плане волосяного покрова. И над Ханниной губой верхней, если приглядеться, видны усики.

— Ну и там отдельно камермены по столам отсматривают, и отдельно охрана от общих видов тащится, — Водяря расплылся в сальной улыбке. — С охраной дилерам тереться нельзя, но если втихую, то ничего за это не будет. Одна девица там работала — ух… Так вот, лучший пост в смене — на камерах. Сидят, смотрят шоу в режиме реального времени: на одном экране боевичок, на лестнице прессуют кого-то за попытку выноса, на втором — стриптиз в раздевалочке, на третьем — порнушка в душевой. Потом кто-то из руководства догадался поставить прям в душевой автомат по выдаче презиков. Обалденно успешный автомат. Но его быстро убрали, всего два месяца и простоял. И все два месяца на самом автомате и на доске в дилерской были прилеплены распечатанные объявы: "Уважаемые коллеги! Будьте так любезны, выбрасывайте использованные резиновые изделия в урну. Уборщицам совершенно не нравится их за вами убирать".

Реакцию стажеров я ждать не стал, ушел переодеваться. Когда-то я был на их месте и глубоко задумался, реальная это история или вымышленная? Воспаленный водярой мозг Коломийцева может и не такое выдать. Спрашивать-то бесполезно, он будет бить себя пяткой в грудь и доказывать, что истинно так оно все и происходило.

А выйдя, чуть не столкнулся с Луккунен, пять минут назад вспомянутой. Посторонился, придержал дверь. "Скр-бэм-скр-бэм", — прозвучали изношенные, потертые черные туфли. Похоже, расклеилась подошва. Не знаю, как Ханна живет, что ходит в этой убитой обуви с самого открытия. И на что она тратит зарплату. И почему не получает выговоров и штрафов за несоответствующий внешний вид. Не мое это дело.

Закрыв дверь за Ханной, я обнаружил, что экзотики в нашем дружном коллективе прибавилось.

— Приветствую всех! Меня зовут Тамара Шах, и я с этой ночи буду работать с вами, — без какого-либо акцента представилась беловолосая индианка. — До этого я работала в покер-клубе, но правила общего зала знаю.

Я не шучу: к темной, с медным оттенком, коже, темно-карим глазам, чуть приплюснутому носу и чувственным губам прилагались совершенно белые волосы, брови и ресницы. Еще у экзотики были большие и оттопыренные уши.

— Бельский, — помахал папкой Антон. — С Шаевой и Шах в ВИП. Нужен прогон по всем столам. С отчетом. Условия те же.

— Их уже две на тебя одного, — с придыханием проговорила Кононова, прижавшись ко мне со спины. — Поделишься?

— Так разве я не уже? — полушепотом спросил я Аллу, обернувшись к ней вполоборота. Лошадь состроила разочарованное лицо и покачала головой.

Я дошел до доски, прошелся взглядом по графикам: Луккунен в этом месяце работает три через один, в другую смену переведен Шипко, у нас обновление в лице Шах. Подшипник гад, даже не сказал ничего, когда были в бильярдной. Впрочем, потому и не сказал, наверное, чтобы не заставили проставиться на дорожку — год ведь бок о бок отработали. Сроднились, можно сказать.

— За июль получишь премию по первой категории, — когда народ дружным ручейком потек в зал, пообещал мне пит-босс. — Рекомендацию я передал, Ненад и Драган подписали, осталась резолюция от Филиппа. Ожидаем его на днях из Грэйт Британ.

Филипп — это наш генеральный менеджер, если что.

— Шах и мат, — развел руками я. — Дамы, вперед.

— Шифоньерчик-то жжет! — прыснула зависшая у выхода Обуреева. — Второе прозвище подряд. И так четенько! Хотя я б назвала ее: Ушастик. Или Ухи. Или Слоник.

Два раза в сутки незаведенные часы показывают правильное время — это я не про прозвища, а про "жгущего Шифоньерчика". Майе то "жжет" просто к слову пришлось, а меня передернуло. Сразу почему-то вспомнился совет Кошара, выданный после рассказа об утренних событиях: "Вот девку поелозить тебе б в самый раз. И в баньке попариться. Тебя неживое касалось, да огонь мертвый ты палил. Банька да девка — живое к живому, жар к жару". Прямо про любимую мной сауну сказал. Жаль, трудовые будни посещению препятствовали.

И намеки Аллы… А ведь так хотелось спокойно отработать тихие ночи будней, без лишних нервов и — особенно — без небывальщины. В привычной, пусть и не совсем здоровой, обстановке провести две ночи. Прокоматозить вторник, день между сменами, и залить алкоголем и смехом утро среды. Неужели я так многого хотел?..

— Андрей! — за рефлексиями я прощелкал момент, когда новенькая Тамара уже преодолела лесенку, а чуть менее новенькая Оля уперла мне палец в грудь.

А будь это не палец, а какой-нибудь ритуальный ножик?

— Андрей, — повторила она потише и немного растеряно. — Я тебе совсем не нравлюсь? Ты меня отправил к Алле учиться бильярду — зачем? Она мне такое предложила… Я не… Она не… Я…

Спокойно отработать тихие ночи тихих, растак его, будней!

— Ба! Поздравляю, дитя мое, да у тебя Стокгольмский синдром.

На лесенке было темновато, но мне хватило, чтобы разглядеть ее запрокинутое, вытянувшееся в непонимании лицо.