Карина Вран - Днем с огнем

— Чтобы не слопали меня вместо хлебушка? — кривовато усмехнулся я. — Мудрое руководство. Что я буду должен за услугу?

Когда я обувался перед выходом на встречу с младшим лейтенантом, Кошар озадачил меня фразой: "К любой даче отдача". Долг платежом красен, как сказал бы па. И с обоими, если задуматься, я был солидарен.

— По долгу службы… — начал было парень, но я его перебил.

— Вот по долгу я быть не намерен, не нужно мне долгов. Больше скажу, мне решительно непонятно, в чем ваша служба на самом деле состоит и кому служит. И вовсе не уверен, что получу прямой развернутый ответ, задайся я этой целью. Без обид, Сергей. Повторюсь: за услугу с меня что причитается?

— Посоветуюсь, — вздохнул служивый, повторно проделал ряд манипуляций, чтобы пообщаться с руководством.

Итогом стало обещание отработать человеко-часы по новому профилю: что-нибудь сложное для обычных пожарных затушить, если возникнет в том нужда. Согласился, не раздумывая. Судя по скорости выдачи ценного указания подполковником — оно (указание) было заранее продумано.

С пакетами, где были гостинцы (в нескольких экземплярах), я ввалился домой до захода солнца. Быстро обернулся. И попал в лапы цепкие Кошара, пришлось пересказывать все до буковки… Разговоры уже утомлять начали, но нужны они были мне в первую очередь, потому я терпел.

На пересказ профессорской гибели овинник никак вообще не отреагировал. Не было ему дела до подобных пустяков: подумаешь, на одного человека стало меньше, так где-то новых прибыло. Зря только язык напрягал, пересказывая. А вот то, что касалось дочурки водяного, он впитывал, вперив в меня колючий взгляд.

— Долг знамый, долг правый, — путано одобрил заревой батюшка финал нашего с сыскарем общения. — В место непростое идешь, пригляд от законника не повредит. И вот что: помни, где ты, и кто там властвует. К огню живому не обращайся: душ неприкаянных, горемычных, погибелью лютой забранных, нигде более не встретишь. О том, что там под землею и травкою, лучше тебе и не думать…

— Но там же горит огонь, — устало наморщил лоб.

Я был на Пискаревском мемориальном кладбище, когда мне было пятнадцать, с родителями. И помнил вполне отчетливо вечный огонь в горелке. А вот чтобы мне там нехорошо было, тягостно — такого не припомню. Наоборот, я б сказал: там будто воздух наэлектризованный, как струна натянутая, дрожит, но не рвется, и в голове все становится ясно и четко. До прозрачности.

— Мертвый огонь, — тихо откликнулся Кошар. — Вот что… идем-ка в белый закуток с чугунным корытом, поучу тебя. Тряпки только все вынеси оттуда.

Это он про ванную, если что. Корыто — сама ванна, в которой я валяться не люблю, предпочитаю душ. Плитка там настенная и напольная белого цвета, видимо, чтобы нужность уборки сразу бросалась в глаза даже такому лентяю, как я.

Уроки по постижению (начальному, крохотный первый шаг) огня мертвого дались мне с натугой. Глубокой ночью, прокляв мысленно все и вся, я сумел вызвать на ладони малый всполох фиолетово-синего пламени. Ненадолго. Один или два удара сердца просуществовал проявленный всполох. Однако ж и это был прорыв.

— Не смотри через пламя там, куда завтра отправишься, — проговорил уставший не меньше меня Кошар. — Ни к чему это. Не нужно.

— А если погляжу? — откликнулся, зная, что этот совет заревого батюшки напрасен.

Да что там, лучше бы он его и не давал вовсе: тогда и искушения б не появилось.

— Ни к чему. Я сказал.

Сергей встретил меня перед павильонами. Уж не знаю, сколько по времени он меня ждал; я явился, как договаривались — в девять. Даже без пары минут, если верить часам, что были подарены мне родителем на шестнадцатилетие. А верить им следует: сколько передряг они со мной позже пройдут, в стольких и уцелеют. И ни разу не собьются с хода.

Он обозначил еще раз, что переговоры вести с обитателями прудов — мне, он следит за порядком. И очень надеется, что я не стану делать глупости. Обнадеживать милиционера я не стал, так как не люблю пустых обещаний.

Еще он передал послание от Семена Ильича, после которого я заподозрил того в родственных связях с одним знакомым мне овинником. Подполковник просил не тревожить покой усопших и помнить, что власть на кладбище принадлежит совсем не директору и даже не заведующему архивом. И что пруды, относясь к кладбищу, все же отдельная территория. Королевство в королевстве, и оба формально под юрисдикцией городских властей. И что мне необходимо учиться мух отделять от котлет.

Почему даже работники органов изъясняются со мной иносказаниями, я понять не смог. И махнул уже рукой, если честно. Решил так: или сам разберусь, или сгину, но тоже сам.

Более ценной оказалась краткая справка по самим прудам. Их выкопали из-за болотистой местности, для водоотведения. А еще земля для насыпей нужна была. Источники воды неизвестны, считается, что пруды наполняются осадками. Правда, это не объясняет почти не колеблющийся, не считая весеннего периода, уровень воды в обоих водоемах. Согласно иным источникам, не тем, что числятся в штате кладбищенских сотрудников, пруды питают два "особых" ключа. Очень может быть, один из них — редкая неугодица. Отсюда и "благосостояние" водной нечисти: с местным водником расплачиваются за редкую водицу откупами да отсулами. Столько-то вещиц или столько-то человеков за бидончик водицы. Товарный обмен.

— Это нормально? — изумился я. — Вы в курсе этих обменов и ничего не имеете против?

— Если человек дал свое согласие, нам ничего не остается, — насупился Сергей, которому подобная практика явно претила. — Слово сказано — все, нам не вмешаться. Это не только к водяным относится, это общее правило.

Я высказал, что думаю, про эти их правила, далеко не литературно, зато по существу. Мой сопровождающий покивал, не найдя возражений.

Мы постояли с минуту молча, глядя перед собой. В никуда.

— Пойдем, попробуем договориться? — с ноткой сомнения произнес Сергей.

Я подернул плечами, переступая границу, отделяющую живой город от города усопших.

Я не был намерен пытаться. И договариваться, если уж по правде, желания не имел. Я собирался выяснить, с этих ли прудов ко мне заявилась девчонка. Если здешняя малявка, то спросить: чего ей не сиделось под ряской. То бишь, узнать причину ее ко мне визита. Далее — по обстоятельствам. Гостинцы еще оставить собирался, независимо от результатов переговоров. Для того и покупались.

А ступив на землю тех, чьи факелы жизни прогорели до срока, выставил перед собой руку. Ладонью к лицу. И позвал огонь, что меньше других хотел быть — моим.

Что можно увидеть на кладбище? Не нашедшие покоя души, озлобленные и не очень — так мне думалось. Сонмы призраков тех, кто умер от голода, от болезней, от взрывов, от прочих ужасов войны. Тех, кто не сдался и пал. Пал, но не сдался.