Юрий Погуляй - Шут из Бергхейма. Книга третья

Орущий Колдунчик упал на колени. Без хила он уже не боец.

А хила у них нет.

Андрей расправился с последним танком. Одиночной молнией сжёг Таксиста и пошёл к ЯкорнойШесть. Крик погонщика смерти прервался. Готов. Оставшийся в одиночестве прекратил атаку, встал, спокойно ожидая. Сценарист шёл нарочито медленно, будто прогуливаясь.

Приблизился вплотную к лидеру Роттенштайна.

— Двадцать пулов, — сказал тот. — И ты ляжешь.

Андрей посмотрел на уровень здоровья. Они сняли треть. Да… Заигрался.

— Ты ещё не всё видел, — сказал он и оторвал голову магу, а затем неторопливо вернулся в центр зала.

Роттенштайн вернулся через пять минут. Остановился на входе в зал. Сценарист отыскал взглядом танцовщицу, облизнулся. Доспех восстановился после смерти, но он возбуждал даже больше. Потому что он знал, что под ним скрывается.

— Тик–так, — сказал Андрей, и голос растёкся по Твердыне.

Танки двинулись вперёд. ЯкорнаяШесть вполголоса раздавал распоряжения остальным. А Андрей смотрел на Очкастую. Сейчас он поиграет с ней. В отличии от Зинаиды, в реальности бывшей уборщицей средних лет, работавшей в «Пятерочке» Копорья, друидка была хороша и в реальной жизни. Очки её только красили.

Жаль, что в игре их нет.

Сердце сладко ныло от предвкушения, и Сценарист пошёл игрокам на встречу.

— Дратути, — сказал я Головастику. Его гиппогриф приземлился у входа в башню. Когти пробороздили землю, массивные крылья сложились. Я развалился на вытащенном из Бастиона стуле, закинув ноги на другой, и любовался садящимся за далёкий лес солнцем. Длинные тени, рыжие тона. Красота.

Шаман опёрся на луку седла. Выдохнул, собираясь с силами, и спешился.

— Где он? — с ходу спросил Юра.

Я ткнул пальцем за спину, на оборачиваясь.

— В клетке. До тебя всё же кто–то доорался? А то они тугие. Хрен поймёшь кто из летунов с тобой связь имеет, а кто нет. Ну и мог бы сказать, что получил сообщение–то. Мы ж переживаем.

— Вижу, — кивнул шаман, с намёком на моё положение. — Места себе не находишь. Мы были на полпути к острову, когда мне сказали, что Николай тут. Глобально опозорился я перед ребятами из Светлолесья. Они ведь все подорвались, а вышло что только зря ресурсы их потратил, — сплюнул Головастик. Подошёл ко мне. — Что за праздный настрой? Чего развалился? Где остальные?

— Сэр, набираются сил, сэр, — вяло и лениво ответил я. Шаман навис надо мною. — Вдруг война, а мы устали? Ты же понимаешь, как важно держать моральный дух подчинённых на высоком уровне? Хотя о чём я. Брендованных футболок нет, корпоративной этики нет. Основных принципов и какой–либо внутренней культуры. Даже паршивую игровую приставку в комнату отдыха не поставил. Отдыхаем как умеем.

Юра вздохнул с какой–то едва скрываемой тоской.

— Как… он?

— Стрёмный, — сказал я. — Ни на грош ему не верю. Я тебе не советую. Я ж предупреждал, что сожрут твоего посланника к хренам. Вот и сожрали. Ещё и лошадь увели на тёмную сторону.

Он ступил на лестницу ко входу в башню:

— Надо с ним поговорить.

Я спустил ноги со стула, поднялся:

— Ну пошли, заодно проверю чего там у нас теперь злобного в подземельях растёт. Вдруг он уже грибницу разбросил, а? Прикинь, коридоры во мху, на стенах висят наши боевые товарищи, покрытые зеленью, их глаза наполнены болью, а губы шепчут — убей, убей меня.

— Заткнись уже, Христа ради, — фыркнул шаман.

— Мама говорила, что я должен стать либо писателем, либо окончить свои дни в дурке, — признался я.

— Очень мило…

Ловелас стоял посреди камеры в том же положении, по–моему, в котором мы его оставили. Во тьме его силуэт светился зеленью. Руки сложены на груди. Забрало шлема дышало изумрудным огнём.

— Здравствуйте, Юрий, — холодно сказал Стас. Он и Кренделёк сторожили порабощённого Выводком охотника. Хотя разбойника видно не было, но я надеялся, что он не слинял с самой скучной из работ — работы тюремщиком.

Шаман покосился на барда, воткнул факел в крепление у камеры. Встал напротив решётки. Я прислонился к сырой стене каземата.

— Добрый день, Николай.

— Тебе тоже не хворать, — ожил Ловелас.

Жуткий тип. Будто бы статуя заговорила.

Шаман посмотрел на нас:

— Мы можем как–то один на один поговорить?

— Не-а, — сказал я. — Знаем мы тебя.

— Поддержу Егора, — согласился Стас.

— Что–то случилось? — посмотрел на него Головастик.

— Случилось, — кивнул бард. — Глаза открылись.

Головастик занервничал. Из инвиза выскользнул Кренделёк, сел прямо на сырой пол, сложив ноги по–турецки.

— Я не понимаю…

— Николай нам рассказал о вашем договоре… — Станислава было не узнать. Добродушный, светлый человечек преобразился. — О том, что вы хотели убивать нас тогда, в Бергхейме. Как застрявших.

Шаман сухо кашлянул. Встал так, чтобы видеть нас всех.

— Даже пред лицом общего дела вас раздирают распри, — вкрадчиво произнёс Ловелас. — Раздробленные, разорванные, одинокие.

— Сектантам слова не давали, — я швырнул в клетку камешек, попав в рогатый шлем. Изумрудное пламя вспыхнуло чуть ярче.

— Я выполнял договор, — наконец, признался Головастик. Под нашими взглядами он стал чуточку меньше, и будто почувствовал это. Выпрямился. Набрал силы в голосе. — Я шёл к цели. Он пообещал вывести меня из Бергхейма, если я это скажу Николаю.

— Я думал мы друзья, Юрий, — покачал головой бард.

— Так, эта дискуссия контрпродуктивна. Что за детский сад? Давайте вернёмся к делу.

Ох да, реалисты и мечтатели воочию. Божечки–кошечки, это ведь надо прерывать, но почему–то так не хотелось. Ещё б пожевать чего–то.

— Это было предательством, Юрий. Вы очень расстроили меня.

— Давайте относится к этом как профессионалы, — раздражённо сказал Головастик. — Мы тут не семья, не друзья. Мы должны преодолеть игру и сделать это максимально эффективно. Стас, не пытайся усовестить меня. Главная задача — выйти. Не будем ей мешать, ладно?

Бард какое–то время молчал, а затем проронил:

— Главное, Юрий, всегда оставаться человеком.

В тишине послышался смешок Ловеласа. О рогатый шлем ударил ещё один брошенный мною камешек.

— У нас тут серьезный разговор, лесовичок. Не мешай.

— Я обескуражен. Мы действительно хотим сейчас говорить об этом? — сказал шаман. — Может, давайте сосредоточимся на деле?

— Поддержу, — вклинился я. — Маски сорваны, карнавал окончен. Стасян, я тебя понимаю. Как только выйдем из игры — вместе демонстративно не пожмём руку нашему главнокомандующему. А пока давайте уже займёмся делом. Что у нас по плану, кэп? Зловещие пытки? Будем подсыпать ему медный купорос? Или…

Я сделал страшные глаза и прижал ладони к щекам: