Александр Бушков - Цикл романов Сварог. Компиляция. кн. 1-10

– Дедушка Пу, – вдруг совершенно серьезно сказала Щепка, – вы не сердитесь. Это я виновата, что мы к вам без спросу…

– Ясный хрен, без спросу. Ясный хрен, виновата, – старый маразматик степенно огладил бороду. Настроение у него менялось, как ветер в штормовую погоду. – Мужика тебе, девонька, надо нормального, вот что. А то все в игрушки играешь, все никак не угомонишься, скачешь все…

– Вы о чем это? – насторожилась Щепка.

– Ой, дурочкой-то не прикидывайся, – отмахнулся дедушка Пу. – Сама знаешь, о чем. И парня этого неприкаянного зачем-то впутали… А ты что творишь? – накинулся он тут и на Сварога. – Камушки кидать в голову живому человеку, пукалкой размахивать – это мы умеем, чего ж не помахать-то, коли пукалка есть! Бирюльку волшебную на шею повесил и думаешь – самый сильный? А человека угробил! – он ткнул концом клюки в сторону останков каскадовца.

Сварог едва не ляпнул: «Он первый начал», – но смекнул вовремя, как это прозвучит, и прикусил язык. Попросил о другом: – Отец, как все же нам выбраться, а? И… как мне выбраться?..

– Ты с этой бирюлькой поосторожнее, – будто не слыша продолжал Пу. – Дел можешь натворить, а кто разгребать будет? Эх, молодежь… Ладно, остепенитесь еще, сам таким был. – Он сочувственно посмотрел на Сварога: – Как тебе выбраться, говоришь… Ну, уйти отсюда ты сможешь, не проблема… но куда ты от себя уйдешь-то, парень, а? Молчишь? Значит, умнеешь.

– Я поняла, – вдруг дерзко вскинула голову Щепка. – И я не согласна с вами. Нельзя же просто так взять и отказаться… от того, что тебе дает судьба! Потом никогда себе не простишь, если откажешься!

– Суета… – старик смотрел на нее печально и жалостливо.

Потом неторопливо поднялся, опираясь на посох, и посмотрел на заходящее солнце.

– Ладно, играйтесь, пока молодые… Вам во-он туда, видите дым от костра? Приятели ваши ждут не дождутся. Поторопитесь, так до ночи успеете.

И он посмотрел на закатное солнце. Стоп. Закатное солнце? Откуда?!. Сварог резко оглянулся… и беззвучно выматерился. Да черт подери всю эту магию! Оказывается, они уже стоят на гребне ущелья! По колено в сизом тумане – да, но не на дне расщелины, а на ее краю! Выбрались! Как, когда – этого Сварог совершенно не заметил. Только что слушали старца в полутьме подземелья – и вот уже закатное солнце…

Он обернулся к дедушке… И никого не увидел. Никого не было рядом с ними. Только горы, скалы, камни… Исчез даже туман.

– Ты что-нибудь понимаешь? – негромко спросил он. – Кто это был?

– Не знаю, – сказала Щепка, задумчиво глядя в черную пасть расщелины. – Но я все равно с ним не согласна.

Почему-то Сварог не стал спрашивать – в чем.

Сварог сидел, подложив под себя сложенный в несколько раз плащ. Над головой бесконечной унылой чередой проносились плоские, как плиты, серые облака. И опять начал накрапывать дождь.

Дело происходило в середине следующего дня на пресловутой Сиреневой гряде, против ожидания выглядевшей самой что ни на есть заурядной грядой. Внизу расстилались выглядевшие дикими и безлюдными склоны: ни дымка, ни строения, ни малейшего движения. Разве что на закате, у самого горизонта виднелось нечто высокое, ярко-желтое, очертаний слишком правильных для творения природы форм, похожее на приземистую пирамиду. Однако рассмотреть загадочное строение вблизи им точно не удастся – их путь с перевала к Сиреневой гряде лежит в другую сторону. Сварог, любопытства ради, спросил, что за чудо поселилось среди гор, но про то никто не знал – ни Щепка, ни Монах, ни Босой Медведь.

Касательно встречи с дедом Пу Сварог со Щепкой по молчаливой договоренности решили не распространяться: все равно никто не поверит. А если и поверит, то что толку? Дед если и мог, то ни помогать, ни мешать им явно не хотел. Он жил в своем замкнутом мирке, словно в некоем параллельном пространстве… вот именно: «словно». Его мир походил на действительно параллельный, куда бы действительно мог уйти Сварог, не больше, чем, скажем, роман советского русофила-почвенника на всамделишную деревенскую реальность…

Так что Сварог и Щепка все больше помалкивали, а их неразговорчивость с лихвой компенсировал Монах.

– Высшая сила в тот день благоволила нам, а чернотелым упырям в подмоге отказала, ибо прогневали они Создателя, вообразив себя птахами летучими, – степенно рассказывал тот, поворачивая над огнем кинжал с насаженной на него тушкой кролика. – Ну мы и сами не оплошали, не подвели Создателя. Когда вы, атаман, – он повернулся к Сварогу, – вынудили броситься в погоню за вами аж трех чернотелых упырей, тем самым снимая с нас часть непосильной ноши, их осталось не столь уж много противу того, что было изначально. Всего трое их осталось… Хотя и одного эдакого нетопыря-зверя, взращенного в злокозненном Каскаде, не пожелаешь себе врагом. Уж больно ловки прохвосты и увертливы зело!

Монах свел к переносице кустистые брови и неодобрительно покачал головой, когда Сварог наколдовал себе сигаретку. (Истины ради следует заметить, тот же Монах не выказывал ни малейшего неудовольствия, когда несколько минут назад Сварог магическим искусством сотворил вино – бывший служитель культа как ни в чем не бывало опорожнил кувшинчик, да притом практически в один заглот, утер губы рукавом и одобрительно крякнул.)

– На наше счастье один из злыдней метнул свою сеть, – размеренно продолжал экс-священник, – не приметившись, не подумавши хорошенько, и накрыл ею половину кибитки, да в придачу товарища своего, который забился в ней, аки сей кролик в силках. Второй же нетопырь вознамерился попасть в кибитку, ступив ногой на тот железный лист, что крюком был отогнут и висел на одной сопле. Коли нетопырь ведал бы, что Медведь наш живой и дышит, то был бы осмотрительней, но в том-то и состояло его горе со злосчастьем, что не ведал. Хотя Медведь и недужил премного от ранений, однако ж сподобился пнуть тот лист посильнее, да и вышибить его. Нетопырь улетел ко своим птицам вместе с железякой оторванной…

Монах коротко хохотнул, огладил широкой короткопалой пятерней бороду и продолжил:

– А третий, сиречь последний из оставшихся, прыгнул на крышу кибитки, да не знал, что гнила она и ненадежна, потому и провалился вниз, пробив дыру и ободравшись. И прямо мне в руки…

Одной из тех рук, в которые на свое несчастье попал каскадовец, Монах прихлопнул на шее комара и со словами: «Гореть те, упырь, в огне», – смахнул размазанное насекомое с ладони в костер.

– Вот так мы уцелели в том злоключении. А тут кибитка прибыла на гору. Вытащил я Медведя на голы скалы, углядел пещеру поблизости, да и занес туда, дабы он малость отлежался и силу вернул. А сам пошел осмотреться окрест. Осмотрелся, возвращаюсь…