Стивен Лохед - Талиесин

Когда же пришло им время почивать, Пуйл с королевой вместе взошли на ложе, но, едва они легли, он повернулся лицом к стене, да так и проспал ночь. И так продолжалось весь год. Днем между ними были ласковые слова и нежное обращение, и все же каждую ночь он поворачивался к ней спиной.

Весь год Пуйл пировал, охотился и справедливо правил королевством Арауна, пока не пришла ночь поединка с Гридлуйном Горром — поединка, о котором помнили даже в самых далеких уголках страны. И вот Пуйл прибыл в назначенное место, сопровождаемый благороднейшими людьми королевства.

Едва они подъехали к переправе, появился всадник и громким голосом объявил:

— Слушайте, люди! Это поединок между двумя королями и только между ними. Каждый из них претендует на земли своего соперника, посему разойдемся, и пусть сражаются между собой.

Два короля сошлись на середине брода. Пуйл размахнулся копьем и ударил Гридлуйна Горра в середину щита, так что щит раскололся, а Гридлуйн Горр перелетел через конский круп и рухнул на землю с глубокой раной в груди.

— О король, — вскричал Гридлуйн Горр, — не знаю, за что ты хочешь меня убить, но, раз начал, именем Ллеу заклинаю — добей меня!

— Сударь, — отвечал Пуйл, — я раскаиваюсь в том, что сделал тебе. Пусть тебя прикончит кто-то другой, а я отказываюсь.

— Верные мои сподвижники! — вскричал Гридлуйн Горр, — унесите меня; смерть моя пришла, не быть мне вам больше опорою.

Тут тот, кто был в обличье Арауна, обернулся к благородным мужам, собравшимся вокруг, и сказал:

— Братья! Разочтитесь между собой и решите, кто из вас мне покорится.

— Король! — вскричали те, — все мы тебе покорны, и нет в Анноне иного короля, кроме тебя.

И он принял свидетельства их верности и вступил во владение спорными землями. К полудню следующего дня он объединил оба королевства под своей властью и отправился на условленное место. Приехав в Глин Кох, он нашел Арауна, короля Аннона, который его дожидался. И оба они обрадовались встрече.

— Да вознаградят тебя боги за твою дружбу, — сказал Араун. — Я слышал все о твоих свершениях.

— Да, — отвечал Пуйл, — когда ты достигнешь своих владений, то увидишь, что я для тебя сделал.

— Знай же, — сказал Араун, — за свою дружбу ты можешь взять из моего королевства, что пожелаешь.

И Араун вновь произнес древнее заклятье, и каждый король обрел свой прежний вид, и оба отправились в свои королевства. Когда Араун прибыл к своему двору, то возрадовался, узрев собственную свиту, дружину и красавицу-королеву, с которыми не виделся целый год. Они же ничего не знали о разлуке и ничего необычного в нем не заметили.

День он провел в забавах и увеселениях, за разговорами с женой и советниками. Когда же пришло им время почивать, они с королевой вместе взошли на ложе. Араун поговорил с супругой, приласкал ее и возлег с нею. За весь год не видела она такого обращения и потому подумала про себя: «Удивительно, сегодня он совсем не такой, как весь прошлый год».

И она размышляла об этом долгое время и все еще пребывала в раздумьях, когда Араун проснулся и заговорил с ней. Когда она не ответила, он обратился к ней во второй раз и в третий, говоря:

— Жена, отчего ты молчишь?

— Скажу тебе правду, — промолвила она, — отвыкла я говорить с тобою на ложе.

— Госпожа моя, — удивился он, — мне казалось, мы говорили каждый вечер…

— Стыд мне и позор, — отвечала она, — если с той минуты, как мы ложились, между нами было сказано хоть словечко или ты хоть раз повернулся ко мне лицом — не говоря уже о чем другом! — за весь прошедший год.

«Боги земные и небесные, — подумал Араун, — с каким редким человеком я подружился. Столь крепкая и неколебимая дружба должна быть вознаграждена». И он рассказал жене обо всем, что с ним приключилось.

— Сознаюсь, — сказала она, когда он закончил, — ты и впрямь сильно доверяешь своему другу.

Тем временем Пуйл прибыл в свое королевство и начал расспрашивать приближенных, как они поживали в прошлом году.

— Король и повелитель, — отвечали они, — вы были проницательны, как никогда прежде, а также добры, любезны и щедры к своему народу. По правде сказать, ваше правление никогда не было таким благотворным, как в этот год. Посему мы благодарим вас от всего сердца.

— Не меня благодарите, — отвечал Пуйл, — а того, кто был все это время на моем месте. — Он увидел изумленные взоры и обо всем рассказал.

И вот за то, что он год жил в Ином Мире и так успешно им правил, и за то, что доблестью своей объединил два королевства, он прозывался с тех пор Пуйл Пен Аннон, что значит Пуйл Государь Иного Мира.

А хотя он был молод и пригож, у него не было королевы. И помнил он прекрасную госпожу, королеву Иного Мира, и тосковал по ней, одиноко прогуливаясь между холмов вокруг своего двора.

Однажды в сумерках он стоял на вершине кургана и глядел на свое государство, когда перед ним появился некий муж и сказал:

— На этом месте лежит заклятье: если кто посидит на нем, то либо получит смертельную рану и умрет, либо узрит чудо.

— Что ж, тоска меня так извела, что мне все равно, умру я или буду жить, а чудо, может, меня и развеселит. Я сяду на этом кургане, а там будь что будет.

Пуйл сел, и муж исчез, а перед ним предстала женщина на великолепном белом коне, бледная, как луна, когда та встает над спелыми нивами. Женщина была в платье из тонкого льна и блистающего золотого шелка и ехала к нему ровным и уверенным шагом.

Он спустился с кургана навстречу ей, но, едва достиг дороги у подножия холма, как она повернула и поскакала прочь. Пуйл бросился вдогонку, но, чем быстрее он бежал, тем дальше она оказывалась. Он опечалился и вернулся в свой каер.

Однако всю долгую ночь он размышлял о виденном и сказал себе: «Завтра вечером я возьму самого быстроногого коня в своем королевстве и снова сяду на этом кургане». Так он и поступил, и вот, когда он сел, вновь появилась женщина. Пуйл вскочил в седло и, пришпорив коня, поскакал к ней. И хотя дама ехала мерным и важным шагом, когда Пуйл достиг подножия, она была уже далеко. Королевский конь летел, как ветер, но, чем быстрее он скакал, тем дальше оказывалась всадница.

Пуйл очень удивился и сказал: «Клянусь Ллеу, без толку преследовать эту даму. Во всем королевстве нет более резвого коня, однако мне не удалось приблизиться к ней ни на шаг. Не иначе как здесь какая-то загадка». И сердце его преисполнилось такой горечи, что он закричал, будто от сильной боли:

— Девица, ради того, кого любишь сильнее всех, погоди!

Тут же всадница остановилась и повернулась к нему, отбросив с лица шелковое покрывало. И была она прекраснее всех смертных женщин, прекраснее цветущей весны, прекраснее первого зимнего снега, и летнего неба, и золота осенней листвы.