Ярослав Гжендович - Конец пути

Еще двое подошли ко мне с мечами в руках — я и не заметил, откуда они взялись. Тот, что повыше, приседал над каждым лежавшим и прикладывал два пальца к их шеям, одновременно прижимая коленом правую руку, а потом поднялся без слов, спрятал меч и отстегнул маску из меха и кольчужных колец, заслонявшую его рот и нос. Схватил меня одной рукой за загривок и прижал к своему плечу.

Я почувствовал, как наваливается на меня усталость, а ноги делаются мягкими.

— Я думал, ты мертв, — сказал я. — Увидел ледяной саркофаг и подумал, что тебя убили.

— То же самое, сынок, я думал о тебе, — ответил он и быстро отвернулся, чтобы я не увидел блеснувших слез.

Я уже знал, что он, не пойми почему, такого стыдится.

— Только шестеро? — спросил я осторожно. — А остальные…

— Дягиль и Анемон ушли, — обронил он, все еще стоя боком. — Сильфана, Кизил и Явор ранены. Еще четверо везут их на корабль. Девушка… — он кашлянул. — Не знаю, выживет ли. Как и Явор. Секунду.

Он вытер лицо, а потом вскочил в ров и присел над лежащим навзничь Деющим.

— Отбросил копыта, paskiainen , но рисковать я не стану. Не стану больше рисковать.

Выбросил что-то из рва — оно ударилось о дно с мерзким звуком и покатилось по камню, оставляя за собой кровавый след. Я взглянул на раззявленный рот, татуированные щеки и прикрытые змеиные глаза, теперь мутные и залитые кровью, и почувствовал тошноту.

— Так нужно, сынок, — заявил Ульф, вылезая на пол пещеры. — Это не бессмысленная жестокость, но страховка. Мы не знаем, что такое Деющие, кроме того, что действуют они против природы и что их непросто убить. А без головы даже этот вот сделает немногое.

Обернулся к своим людям.

— Приберитесь! Змеев достать, накормим ими Гору! Быстренько!

— Малой жив? — крикнул кто-то.

— И здоров! Уходим! Отсюда нет прямого пути домой!

— Он о чем снова? — спросил кто-то еще из воинов.

— А кто его знает? Иной раз мне кажется, что у него не все в порядке с головой.

Когда мы выволакивали трупы из камеры, я чувствовал, что руки мои все еще трясутся, а колени подгибаются. Я был среди своих, я был спасен, но не понимал, как это случилось. Меня все еще мучило кошмарное чувство, что это лишь сон, бред, из которого я выпаду в любой момент, скорчившийся в брюхе Червя или перевешенный через седло со связанными руками.

Я знал, что Ульф пока ничего не объяснит. Он шел быстрым шагом, погруженный в мысли, и что-то бормотал себе под нос, как было у него в привычке, а это значило, что он спешит и что весьма занят.

— Как вы вышли из стен? — спросил я у Грюнальди, который шагал рядом.

Не знаю почему, но именно это и казалось мне самым важным.

— Да запросто. Я так всегда делаю, когда вижу стену, — рявкнул тот в ответ.

— Не слушай его, — сказал Спалле. — Там есть туннели, которыми ходят, но вместо дверей эдакое… Ну, что-то, что раздвигается и закрывается. Когда закрыто, то с другой стороны его не видать. Мы подождали за теми… Ну, живыми заслонами, и лишь немного их раздвинули, так, чтобы было видно и чтобы поместилась стрела. А потом мы просто вышли — и всё тут.

— А почему Червь снова сюда прибыл? Он ведь давно уполз вглубь земли.

— Шепчущие-к-Тени ему послушны. Развернули Червя. Вызвали его назад. Его спроси, я тут сам ничего не понимаю.

— Они послушны Ульфу? Кем вы накормили Гору?

— Чуть не накормили ее самими собой. Нас окружили тени. Духи пожранных Горой. Как призраки урочища, но входят человеку в голову и показывают ему какие-то ужасы. Страх, печаль, смерть — пока сам не лезет кормить собой Гору, только бы все кончилось. Но мы выжили. Кажется, Спящие увидели в голове Ульфа нечто такое, что им очень понравилось, и сразу же отозвали тени. Более всего им понравилось, что он может вызвать конец света, и это меня немного беспокоит. Ульфа трясет от злости, и, похоже, он сам охотно бросил бы тех Шепчущих в пасть Горы. Но я доволен, что случилось как случилось, а то мы и сами бы присоединились к теням.

Мы вышли в пещеру, где сидел Спящий, сросшийся со скалой, в окружении венца огоньков, мерцающих на полу.

Мы свалили мертвых Змеев в кучу, а через миг в темноте появились несколько монахов и молча поволокли тех по коридору. Ночной Странник стоял с пальцами, заткнутыми за пояс и что-то рисовал на полу носком сапога. Он отстегнул маску, и я видел, как у него играют желваки, что означало, что он разъярен и не хочет, чтобы это поняли окружающие.

— Куда идут коридоры Червя? — спросил Ульф.

Сидящий повернул к нему дыру капюшона — колодец, наполненный черной водой.

— Как знать? Когда-то, века назад, они оплетали почти весь мир. Нынче никто не знает. Одни заросли, другие обрушились… За века даже горы растут и странствуют, хотя живущие не видят этого. А другие рассыпаются во прах. Земля потягивается, рождаются скалы, реки меняют свой бег, острова выныривают из морей.

— Старик, не рассказывай мне сказок! — рявкнул Нитй’сефни. — Ты призываешь Червя для этой падали в змеиной короне и для его людоедов, и ты прекрасно знаешь, куда его посылаешь. Так куда еще может отправиться Червь? Если ты хочешь, чтобы я сделал то, что намереваюсь, тебе придется мне помочь.

— Мы, Шепчущие-к-Тени, не помогаем смертным и не принимаем ни одну из сторон. Однако ты желаешь разъярить всех богов и сделать так, чтобы мир содрогнулся в своих основах. Ты словно лис в курятнике. Горящий лис в курятнике. Да, мы хотим, чтобы ты смог бегать по всему подворью, разнося пламя на хвосте. Братья проводят тебя в сердце Горы, чтобы ты узнал тропы Червя. Но знай, что, если сюда прибудет король Змеев и накормит Гору, мы тоже приведем к нему Червя — и не скажем тебе. Мы хотим хаоса, который нашлет мертвый снег и закончит время этого мира, потому что после родится новый, дав нам здоровые тела. И знай еще, что, если ты желаешь, чтобы Червь понес тебя в своем брюхе, ты должен накормить Гору, как и любой другой. Гора очень стара, она может умереть. Она должна есть.

Ульф не сказал ни слова, лишь смотрел минуту-другую на стены, закусив губу.

— Веди, — сказал наконец.

— Я принадлежу к Сросшимся-с-Горой и не могу покинуть круг огней прежде, чем придет мертвый снег.

Ульф поторопил монаха жестом руки.

— А я принадлежу к Несросшимся-ни-с-Чем, и мне начинает надоедать. Начинаю верить, что мертвый снег выпадет раньше, чем ты прекратишь говорить, старик.

— Проводит тебя свет. Ступай за ним — и найдешь сердце Горы.

— Вечно одно и то же, — вздохнул Ульф. — Ступай за светом да ступай за светом. Что вообще, perkele , такое? Это же просто гребаная станция. Смесь глисты с синкансэном.

По крайней мере, так оно прозвучало. Я не многое понял, кроме того, что Нитй’сефни теряет терпение.

Нам не позволили пойти вместе с Ульфом, потому мы вышли наружу. Мы спустились по высоким ступеням на самый низ, до круга обелисков, в которых все еще стояли Шепчущие-к-Тени посреди испарений и смрадных выбросов, но я уже не видел шмыгающих между ними теней.