Майкл Мэннинг - Архмаг освобождённый

Она улыбнулась:

— Не совсем. Я могу предвосхитить твои действия и чувствовать некоторые из твоих эмоций, но я не знаю точно, что именно ты думал.

По какой-то причине именно в этот момент ко мне вернулись мои нормальные человеческие эмоции — пока я был в форме земляного гиганта, я чувствовал лишь гнев — эмоцию, которую я ощущал, когда изменился. Теперь, когда я снова был из плоти и крови, у меня, похоже, снова появился мой нормальный «размах», и ко мне вернулось моё горе, затопив меня подобно реке печали.

— Так ты теперь можешь чувствовать мои эмоции? — сказал я голосом, лишённым эмоций, которые я ощущал.

Хотя она состояла из земли, черты лица Мойры были такими же тонкими, как у любого смертного, и её глаза явили глубокое сочувствие.

— Да, я чувствую твою печаль. У меня и у самой были такие времена.

— Но разве ты не слышишь вопрос в моём сердце?

— Нет, — ответила она.

— Сегодня я видел силу, которой обладаю. Силу настолько великую, что она может всё уничтожить, однако я не смог защитить тех, кто мне дороже всего. Я хочу знать — почему? Почему? — задал я вопрос, ощущая, как возвращается мой гнев, но на этот раз я не позволил ему затопить себя.

Пока я говорил, выражение лица Мойры изменилось, стало строже:

— Слушай меня, сын Иллэниэлов, и я скажу тебе то, что многого мне стоило, однажды, давным-давно, за века до твоего рождения. Способность уничтожать — это самая меньшая форма силы, хотя это — первая форма, какую принимает любая сила. Даже младенец способен уничтожать, каким бы слабым он ни был. Использовать свой талант, чтобы строить, создавать или восстанавливать — это великие формы силы; и эти формы требуют времени и развития, чтобы созреть.

Я внимательно слушал, несмотря на свои гнев и печаль, даже тогда мой разум работал, глядя вперёд.

— А что насчёт силы защищать? — спросил я.

Она закрыла глаза:

— Это — иллюзия. Нет силы для защиты, есть лишь для уничтожения и создания заново. Защита — порождение разума и хитрого применения силы для манипулирования действиями тех, кто желает тебе вреда, но она не является порождением силы самой по себе.

— Бессмыслица какая-то. Если ты пытаешься уничтожить что-то или кого-то, а я не дам тебе это сделать, то я применил свою силу защищать.

— Как ты мне помешаешь? — ответила она. — Ты лишь уничтожишь меня, либо используешь угрозу уничтожения, чтобы изменить мои действия. Защита кого или чего угодно — лишь вторичный, а не первичный результат силы. Сила лишь создаёт или уничтожает.

Я не хотел с ней соглашаться, но не мог найти изъяна в её логике. Устав, я решил отложить эту дискуссию на другой день:

— Мне не нравится твой ответ, но я слишком вымотан, чтобы его обсуждать.

Она продолжила:

— Всё это безотносительно другого момента, который ты должен осознавать…

— А именно?

— Как я уже говорила тебе, архимаг не обладает силой, он «становится» ею. Сила, которую ты используешь — не твоя собственная, ты лишь заимствуешь её, и если ты используешь её слишком много, то она будет владеть тобою. Помни об этом.

Я заскрипел зубами, но не сказал ничего. Я очень хорошо знал, что она имела ввиду, но был убеждён, что тут было что-то ещё. На каждом повороте мне говорили, что у всякой силы есть цена, что используемая мною сила будет стоить мне самой жизни, если я попытаюсь использовать то её количество, которое мне нужно было, чтобы остановить существ вроде Мал'гороса или сияющих богов. Но я видел, что в этой игре было много неизвестных — даже Мойра не понимала всех ограничений или возможностей, которые имела способность архимага. В противном случае она бы уже поняла, что со мной только что произошло, и она уже призналась в некоторой неуверенности относительно этого. «И я — не просто архимаг», — подумал я про себя. Я обладаю и своей собственной силой, как волшебник, хотя она может бледнеть в сравнении с некоторыми врагами, выстроившимися против меня.

Помимо этого я знал, что сила разума может дать ответы, которые не обретёшь никакой грубой силой. Мойра недооценивала важность интеллекта, в этом я был уверен — потому что всё её обучение научило её, что величайшие применения силы архимага стирают его (или её) разум или способность к мышлению. Естественное следствие такого хода мысли — что вся сила, после определённого порога, делает бессмысленной силу мысли или личную волю отдельного индивида.

Я отказывался принимать это мнение. Из проведённого в кузнице времени я знал, что иногда малые приложения силы могут иметь большой эффект. «Искусное применение силы увеличивает то, что возможно». Я повернулся к Мойре спиной, и пошёл обратно к Ланкастеру.

— Пока можешь идти, Мойра, — грубо бросил я. В кои то веки, моё терпение и учтивость исчезли, и мне на самом деле было плевать.

Где-то глубоко, в одном из тёмных мест мира, что-то пробудилось. Оно беспокойно заворочалось, вытягивая тело, которое было неподвижным почти тысячелетие. Сам мир вздрогнул, будто готовый сбросить оковы сна, и затопить весь свет огнём. Сейчас всё успокоилось, но оно чувствовало повисшее ожидание, будто мир лишь притих, замолчав в ожидании какого-то более крупного события.

Оно медленно стряхнуло пыль со своего древнего тела, и начало пробираться к дневному свету и свежему воздуху. Оно было голодно, поскольку не ело уже почти тысячу лет.

Я вернулся в замок Герцога вместе с Уильямом. Я не был уверен, что он видел или чувствовал, и, если уж на то пошло, я не был уверен, что видел или чувствовал я. Мой разум был иным в той, другой форме, и мои воспоминания были для меня странными. Уильям ничего не сказал, когда я нашёл его, и не поделился со мной никакой информацией. Однако я заметил, что он держался от меня подальше, и сжимал свой лук с определённой тревогой, которой раньше я в нём не замечал.

Проходя через главные ворота, я заметил, что стражники выглядели встряхнутыми. У меня было такое неловкое чувство, что я, возможно, был тому причиной, но я ничего не сказал, просто пошёл дальше. Когда я достиг главной двери в донжон, меня встретил Джеймс.

— Ты почувствовал, как тряслась земля? — спросил он.

Я мог лишь предположить, что он имел ввиду моё выступление час назад:

— Да.

— У нас тут никогда прежде не было землетрясений — есть какие-то мысли насчёт того, из-за чего оно случилось? — вытянулся он лицом из-за волнения и забот.

— Вообще-то, нет, — солгал я. У меня было такое чувство, что он довольно скоро узнает правду, если уже не начал подозревать, но мне было в общем-то всё равно. У меня теперь была лишь одна цель, и мне трудно было видеть что-то помимо неё.

Что-то в моей манере, наверное, выдало меня.