Майкл Мэннинг - Война Бог-Камня

— Не совсем так, — ответил другой я. — Время — иллюзия. В некотором роде, этот разговор будет длиться вечность… в другом — он уже завершился… а для некоторых — лишь начался.

Я застонал:

— Я уже начинаю желать, чтобы он закончился. Если это — посмертие, то прошу, вычеркни меня из списка.

— Это — не посмертие. Ты ещё не умер.

Мои глаза сузились:

— Тогда кто ты такой?

— Я — ты, — сказало моё второе «я».

— Неужели? А я-то думал, что ты будешь посимпатичнее, — парировал я.

На это мы оба засмеялись — пока я не осознал, что это довольно жалко, смеяться над своими собственными шутками с воображаемым другом… умирая. Я задумался, было ли то же самое с Марком.

— Я здесь для того, чтобы предложить тебе выбор, — сказал мой двойник, снова возвращая моё внимание к разговору.

— Какой выбор?

— Знание… или незнание, — ответила моя галлюцинация, и, раскрыв ладони, протянула мне маленький предмет.

Он притянул к себе мой взгляд, пока сам я ответил:

— А какая разница?

— Вот именно.

Предмет в его руках был фруктом, розово-жёлтого цвета, очень глянцевым, и при виде его меня пронзило узнавание. Ши'Хар называли это «лошти», редкое творение их деревьев-матерей и деревьев-отцов. В нашем языке его можно было бы наиболее подходящим образом назвать «плодом предков».

— С этого всё началось, — сказал я, читая лекцию своему альтер эго. — Когда наш предок украл лошти… — начал я, и замолчал, буравя фрукт взглядом, а тот будто вырос в размерах. Я перешагнул порог… дверь в моём разуме раскрылась, и теперь я решил заглянуть внутрь, посмотреть на знание, которое прежде парализовало меня страхом.

Через мой разум пронеслись две тысячи лет жизни и борьбы мужчин и женщин, воспоминания моих предков, тянущихся позади меня в линии, которая восходила к источнику моего страха… к тому мигу, когда мой изначальный предок украл и съел лошти из рощи Иллэниэл. Заглянув глубже, я увидел воспоминания, уходившие дальше этой точки, к чужеродным мыслям и странным снам… снам деревьев. Деревьев, которые мы погубили.

Лошти было тем, с помощью чего Ши'Хар передавали своё собранное знание, от одного поколения к другому. Оно никогда не предназначалось для людского рода, но он всё равно его украл, ища могущества… и мести. То было скрытым уголком в моём разуме, знание, которое я скрывал от себя. Именно это скрывалось за названием «Рок Иллэниэла», ибо кража, и принесённое ею знание, привели к уничтожению всей расы, и почти полному истреблению человечества.

Воспоминания деревьев уходили в прошлое на несчётные тысячелетия, заставляя две тысячи лет человеческих воспоминаний казаться мелкими в сравнении с ними. Знание лошти укоренилось в разуме первого человека, укравшего его, но находясь в разуме существа, не бывшего Ши'Хар, оно передало себя следующему поколению иным образом. С тех самых пор оно входило в первенца каждого поколения новых Иллэниэлов, неся с собой воспоминания каждого предка, жившего раньше… включая предков деревьев.

Я лишь частично страшился злодеяний, скрытых в тех воспоминаниях. В значительной мере я боялся чужеродных, «других» десятков тысяч лет знаний, которые неминуемо подавили бы мою собственную человечность.

Я посмотрел на своё зеркальное отражение, встретившись с ним взглядом:

— Мы правильно поступили, скрыв это. Никто не может жить с таким знанием.

— Ты не живёшь… ты умираешь, — ответило моё второе «я».

Теперь я узнал природу заклинательного плетения, которое Тиллмэйриас использовал, чтобы уберечь себя от веков, от времени, от самой смерти. Но я всё равно не мог им воспользоваться… будучи человеком, я был неспособен к заклинательному плетению, но у меня были другие способности. Вещи, которых не мог делать никто из Ши'Хар, какими бы обширными ни были их силы.

Закрыв свой внутренний взор, я оставил видение позади, и снова прислушался к миру, поскольку тот всё ещё был вокруг меня. Одна песня стояла над всеми остальными — диссонанс, который я стал ассоциировать со смертью. Я впервые услышал его, когда вернул Уолтэра из пустоты, но за месяцы, в течение которых Тиллмэйриас крался и следил за мной, я познал эту песню в мельчайших подробностях.

— «Архимаг не обладает силой, Мордэкай», — снова услышал я слова Мойры Сэнтир. — « Архимаг становится тем, чем он желает обладать ».

Раскрыв свой разум, я ощутил песню смерти, которой стал Тиллмэйриас Прэйсиан, и вобрал её в себя.

Мои глаза снова открылись в физическом мире, и я увидел, как выражение лица моего врага сменилось страхом, когда я поднял на него взгляд.

— Что? Это невозможно, — в шоке сказал он, когда я протянул к нему руку.

Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что я умер, и пробудился как новый, совершенно пустой шиггрэс, как случилось со столь многими. Но это было очень далеко от истины. Моя жизнь всё ещё слабо горела, но она менялась, деформируясь, чтобы подстроиться под мою новую песню.

Моя рука прошла через грудь Тиллмэйриаса, будто его плоть была лишь иллюзией, коснувшись его ядра, чего-то неосязаемого, завёрнутого в чернейшую магию Ши'Хар. Тщательно прислушавшись, я сделал это своим, и оно внезапно развернулось, оставив дух немёртвого Ши'Хар без защиты, когда его древнее, сплетённое заклинанием проклятие сместилось, и обернулось теперь уже вокруг моей собственной жизни.

На его лице мелькнул ужас, а затем его тело осело подобно марионетке, у которой обрезали нитки. Тиллмэйриас Прэйсиан, последний хранитель знаний Ши'Хар и пленник своей собственной ненависти и магии смерти, наконец освободился… его дух ушёл в пустоту, а вместо него в его клетке занял место мой собственный.

Меня окатил шокирующий холод, и я бы закричал, если бы не моя всё ещё раздроблённая челюсть. Я был вынужден удовлетвориться жалким бульканьем. «Что я наделал?» — гадал я, пока окружающий мир менялся. Заглянув внутрь себя, я нашёл лишь тьму там, где раньше был источник моей жизни, моей силы, и моего могущества — холодная, непреодолимая оболочка заключила в себя центр моего существа.

Цвета окружающего мира изменились, стали интенсивными и резкими, порой одновременно слишком яркими и слишком тёмными… смешение контрастов. Я всё ещё мог слышать голоса земли, ветра, и, весьма громко, голос смерти, но они теперь казались более далёкими. Мой магический взор остался, хотя моё врождённое волшебство, становившееся возможным благодаря моему живому эйсару, исчезло.

Короче говоря, я был чертовски сбит с толку.

Я по-прежнему лежал, побитый и окровавленный, на разбитых камнях мостовой. Уставший и сбитый с толку, я закрыл глаза… мне нужно было отдохнуть, а мир мог ещё немного сам о себе поволноваться. Я сделал достаточно.