Майкл Мэннинг - Вознесение гор

— Отнюдь, — сказал Даниэл, отступая. Глядя, как она уносится прочь в его руках, он чувствовал, будто тьма смыкается вокруг него. Брэнда появилась рядом с ним подобно кошмару.

— Ты ведь не забыл, что я тебе сказала, а? — тихо спросила она.

— Нет, — отозвался Даниэл, не потрудившись взглянуть на неё.

— Сэт будет для неё хорошей парой, — заметила Брэнда. — Со временем она смирится.

Даниэл ощутил, будто у него перекрыло горло, и подавил в себе порыв задушить стоявшую рядом с ним женщину.

Несколько минут спустя Кэйт вернулась к нему, и снова потянула его к танцующим. Однако она сражу же ощутила случившуюся в нём перемену.

— Что не так?

— Дело в том, о чём мы недавно говорили, — сказал он, выдавливая из себя слова. Он видел, как её мать пристально смотрела на него через толпу.

— Насчёт чего?

— Насчёт отдалённости…

Кэйт не ответила, но замерла у него в руках.

— То, что сказала твоя мать… — начал он.

Она сглотнула, прижимаясь лицом к его шее, чтобы он не смог увидеть внезапную боль в её взгляде:

— Ты хочешь сказать, что есть другая?

Чувство было такое, будто кто-то пронзил его сердце копьём. Боль была внезапной и острой, почти физической.

— Я допустил ужасную ошибку, Кэйт. Я — не тот, кем ты меня считаешь, и я недостоин тебя, совсем недостоин.

Она задрожала подобно деревцу под бураном. Сперва она не могла говорить, но когда заговорила, её слова удивили его:

— Ты сказал «ошибку». Если это была ошибка, то я могла бы простить.

Даниэл и не задумывался об этой внезапно высказанной возможности прощения, но знал, что это было лишь пустой мечтой. «Девушку — возможно, но не твою мать, такое никто бы не простил».

— Я для тебя недостаточно хорош, Кэйт.

Её руки отчаянно сжимали его плечи:

— Что бы ни пошло не так, Даниэл, ты можешь мне доверять. Я сильная. Поверь, что я прощу, — сказала она, и, чуть помедлив, продолжила: — Я люблю тебя.

Ошарашенный, он притянул её к себе, сильно сжав, чтобы не дать своей груди вздохнуть. Ему хотелось верить, но через её плечо он видел её мать, наблюдающую за ним.

— Я просто не чувствую того же, Кат, — ответил он, отталкивая её, не в силах сдержать слёзы.

— Это ложь! — воскликнула она, почти крича. — Я же тебя знаю.

Он отступил, пока она неверяще смотрела на него. После нескольких шагов он больше не мог держаться, и отвернулся, чтобы избежать её раненного взгляда. Ещё несколько шагов, и он побежал через толпу.

Убегая, он услышал, как она ещё раз крикнула:

— Это ложь!

Он ждал в темноте, рядом с телегой своих родителей. Даниэл планировал рассказать им до того, как пойдёт домой, иначе они могут не один час потратить на его поиски.

Сэт нашёл его раньше.

— Я поговорил с Кэйт, — сказал его друг.

Даниэл лишь кивнул.

— Ты серьёзно? — спросил Сэт.

— А есть разница? — заметил Даниэл.

— Чёрт, ещё как есть! — возразил Сэт, начиная злиться на то, как Даниэл к этому относится. — Я бы убил, чтобы Кэйт вот так на меня смотрела, а ты её просто бросишь?

Ответ Даниэла всплыл из тьмы в его душе:

— Ты будешь ей хорошей парой. Когда-нибудь она забудет меня, — произнёс он. Лишь позже Даниэл вспомнит, где он в первый раз услышал эти слова, но в этот момент у него не было возможности копаться в воспоминаниях.

Внезапная боль пронзила его челюсть, когда кулак Сэта с размаху въехал в неё. Удар застал его врасплох, и он тяжело упал на землю.

— Ублюдок ты этакий! Надеюсь, надзиратели тебя заберут! — выругался его бывший друг.

Даниэл не ответил, но безмолвно согласился: «я тоже надеюсь».

Пришла зима, а с ней — пронзительный холод, делавший жизнь в холмах великолепной и весьма неудобной одновременно. В прошлом Даниэл часто с нетерпением ждал зимы, поскольку в это время было меньше работы. Летом они запасали сено, и с приходом снегов переставали водить овец на выпас. В это время работа часто занимала у него лишь утро, а иногда и того меньше. Как только животные были покормлены и напоены, большая часть работы была выполнена, оставляя ему слишком много времени на раздумья.

В прошлые годы они с Сэтом часто виделись в менее лихорадочные дни, после обеда, но в эту зиму никто не приходил. Кэйт он видеть, конечно, не ожидал, но потеря ещё и второго друга сильно ударила по нему.

Родители Даниэла не понимали, что случилось на празднике урожая, но приняли это как результат юношеской страсти. Однако Хэлэн была расстроена. Она давно была благосклонна к Кэйт, а теперь видела, что её надежды заполучить девушку в качестве невестки испарились.

Хотя они научили Даниэла читать, в доме книг не было. Большинство фермеров и пастухов в долине были неграмотны. Единственными людьми, которым нужно было уметь читать, были владельцы городских лавок, поэтому читать умели не все. Соответственно, в эти месяцы развлекаться можно было лишь беседами и музыкой.

Алан Тэнник был превосходным рассказчиком, но все его истории они уже слышали. Он придумывал новые, но они быстро приедались. Даниэл много времени проводил просто за игрой на цистре. Если в прошлом он упражнялся, то теперь жил с инструментом, наполняя им каждую минуту бодрствования, свободную от работы. На его и так уже грубых руках появились плотные мозоли в тех местах, где его пальцы касались струн.

Миновали месяцы, и его внутренняя боль будто немного ослабла. Он остро чувствовал потерю, но рана на его сердце будто зарубцевалась, притупив ощущения. Играя, Даниэл постоянно видел Кэйт, а во сне видел её ещё ярче, но от вызываемых этими воспоминаниями резких эмоций было уже не так больно.

Когда весна выглянула из-за угла, мать попросила Даниэла сходить в Колн. В нижней части долины было теплее, и фермеры должны уже были начать поставлять первые небольшие урожаи весенних овощей. Им не терпелось снова попробовать свежей еды.

Когда Даниэл наконец остановил телегу перед лавкой, которую держали Том и Элис Хэйсы, он ощутил некоторое волнение при мысли о том, чтобы войти. Хотя Мистер и Миссис Хэйс всегда были вежливы, и с ними было легко говорить, их сын был делом совсем другим. Астон и Даниэл никогда не дружили.

За последний год Астон вырос меньше Даниэла, и не казался устрашающим, но встречу с ним Даниэл не предвкушал. Он всё ещё не мог понять, как два таких казавшихся настолько добрыми человека, как Элис и Том, могли произвести на свет сына, бывшего таким жалким ослом.

Элис Хэйс подняла взгляд от стола, когда он вошёл. Она складывала и упорядочивала ткани, чтобы освободить место для новых товаров, которые вскоре должны были наполнить лавку.

— Доброе утро, Даниэл! — поприветствовала она его с дружелюбной улыбкой.

Даниэл коротко кивнул, входя: