Майкл Мэннинг - Проклятье предателя

Тирион попытался вообразить угрюмого инструктора Ши'Хар сбивающим масло, но его разуму это оказалось не под силу.

— Покажи, — наконец сказал он.

Тиллмэйриас кивнул:

— Только тебе. Думаю, твоя дочь уже надо мной смеётся.

Эмма стояла, прикрыв рот ладонью.

Тирион последовал за своим бывшим мучителем в маленькое здание — и действительно, внутри была деревянная маслобойка. В ней отсутствовали нормальные плотницкие швы, которые должны были иметься на таком устройстве, вероятно — потому, что Тиллмэйриас её вырастил, а не сделал руками. Но в остальном она выглядела совершенно рабочей.

— Это — маслобойка, — уклончиво сказал он.

— Когда я закончу первую партию, то хочу, чтобы ты её попробовал, — сказал Тиллмэйриас.

Тирион промолчал, лишь слегка кивнул в знак согласия. «Могущественный Ши'Хар, одарённый почти безграничными знанием и властью, намеревается тратить своё свободное время на изготовление масла», — подумал он про себя.

— Некоторые из моих сородичей считают, что я слегка спятил, — признался Тиллмэйриас.

— У них нет твоего виденья, — сухо сказал Тирион.

— Ну, как ты знаешь, большинство представителей моего народа воздерживается от поедания плоти животных, поэтому мысль об очистке молочного жира и намазывании его на хлеб кажется им странной — но я уверен, что они узрят свет.

Это утверждение почему-то напомнило Тириону о мёртвой белке, которую Лираллианта когда-то принесла ему для еды, когда его только поймали.

— Уверен, что они научатся на твоём примере, — сказал он, и отвернулся, готовясь отправиться обратно к Эмме и Джордану.

— Тирион, — внезапно сказал Тиллмэйриас. — Прежде чем ты вернёшься. Я тоже хотел бы дать тебе совет.

От серьёзности его тона у Тириона пробежали мурашки по спине. Каким бы дружелюбным тот ни стал, тело Тириона никогда не забудет страх, только не после того, что он вынес. Старательно держа дыхание ровным, он обернулся:

— Насчёт чего?

— Ты планируешь привезти обратно сколько-то людей из Баратрэа, верно? — спросил Тиллмэйриас.

Тирион кивнул.

— Не оставляй их в Албамарле наедине с остальными. Вообще, я бы посоветовал тебе держать их совсем отдельно, — сказал хранитель знаний.

Тирион вновь ощутил себя неудобно. Последним, от кого он желал получить помощь или совет, был Тиллмэйриас Прэйсиан, однако факт оставался фактом. Отвечая, он поддерживал нейтральный тон голоса:

— Почему ты так говоришь?

Тиллмэйриас серьёзно уставился на него взглядом своих золотых глаз, часто преследовавших Тириона в кошмарах:

— Я думаю, что мы оба знаем, что тебе кое-что известно о способностях Сэнтиров, быть может — больше, чем большинство ожидает. Верь этой информации. Из всех пяти рощ их боятся больше всего.

«За исключением Иллэниэлов», — едва не добавил Тирион.

— Я сражался на арене со многими магами Сэнтиров, о чём тебе следует вспомнить. Думаю, я хорошо их знаю.

— Рабы, с которыми ты сражался, никогда не обладали искусностью, необходимой для развития своих наиболее опасных навыков, — возразил Тиллмэйриас. — Да и, к тому же, Сэнтиры опаснее всего в мирное время, а не в бою. Ты же встречался с Сэйлендором.

Тирион пожал плечами:

— Покуда они не могут достигнуть его уровня мастерства, я считаю, что могу держать их под контролем.

Хранитель знаний покачал головой:

— Насилие — это просто, Тирион, а контроль — гораздо сложнее. Даже отсталые представители Сэнтиров, как те люди, которых ты забираешь, будут иметь в своём распоряжении гораздо больше инструментов, чем ты сам. Не следует их недооценивать.

— Почему тебя это так заботит? — наконец спросил Тирион. — Почему ты так сильно хочешь мне помочь?

— Я уже говорил тебе, — сказал Прэйсиан. — Я не горжусь тем, что сделал мой народ, и своими собственными действиями тоже. Однако я верю, что вместе мы можем создать лучший мир.

— Что мы можем предложить Ши'Хар?

Тиллмэйриас выгнул золотую бровь:

— Одних только хлеба с маслом уже хватило бы. Мы можем научиться у твоего народа гораздо большему, чем пока можно увидеть.

Он сидел на краю кровати, вертя в руках цистру. Это был тот же самый инструмент, который он создал во время своего пленения годы назад. За прошедшие годы Тирион подумывал о том, чтобы сделать другую цистру, но не мог найти силы для такой работы.

Наверное, она бы и не получилась такой же хорошей. Делая эту, он отчаянно искал хоть что-то, чем можно было занять время. Несмотря на недостаток надлежащих инструментов и материалов, он потратил недели и недели, мастеря этот экземпляр. Скука и одиночество заставили его прилагать все усилия, чтобы сделать цистру настолько хорошей, насколько она вообще могла быть.

Он просто больше не мог снова выделить время на что-то подобное.

Тирион лениво дёрнул струну, а затем начал играть конкретную мелодию. Сегодня он играл один. В прошлом его семья просила — нет, требовала, чтобы он играл для них каждый вечер, но теперь это было уже не так. С тех пор, как он съел лошти, они постепенно потеряли воодушевление в отношении его музыки.

Это случилось не вдруг. Сперва несколькие из его детей уходили после окончания ужина, поскольку у них были другие занятия, но со временем всё больше и больше отговаривались каким-то делами. В конце концов это стало ему очевидно. Когда он брал в руки цистру, все разбегались, и никто больше не просилего сыграть.

Он чувствовал, что музыка его изменилась, но не мог точно сказать, что именно было не так. Поэтому он играл один, чтобы остальным не приходилось вынужденно улыбаться и притворяться, что им нравится.

Дверь открылась, внутрь зашла Кэйт, и её взгляд упал на его инструмент.

Тирион встал, и начал откладывать цистру в сторону:

— Ничего, я могу позже… — начал он.

На её лице мелькнула вина, но затем она его остановила:

— Вообще-то я бы хотела, чтобы ты сыграл для меня.

— Тебе не нужно притворяться, Кат. Я знаю, что никому больше не нравится моя музыка, — сказал он ей.

Она раскрыла рот, собравшись отрицать это, но потом снова закрыла. Чуть погодя она извиняющимся тоном сказала:

— Она — другая, но не плохая.

Тирион вздохнул.

— Всё равно сыграй мне, — подтолкнула она.

— Почему?

— Я хочу услышать кое-что, — нежно сказала она. — Ты помнишь ту мелодию, которую играл для меня на горе, когда мы были подростками?

Тирион нахмурился:

— Тебе придётся говорить точнее.

— В тот день, когда я принесла тебе обед, — напомнила она. — Когда я впервыев жизни принесла тебе обед. Ты играл, когда я поднималась по склону холма, а когда я добралась до тебя, ты просто продолжал играть, будто меня там не было. Ты помнишь?