Майкл Мэннинг - Торнбер

— Всё было не так, — возразил Грэм.

— Именно так всё и было! Только хулиган и трус будет бить лежачего. У этого бедного мальчика не было шансов! Ты избил его до полусмерти, чтобы прикрыть свою собственную вину! — бросила она обвинение.

— Это неправда, — сказал Грэм, из его глаз потекли слёзы. Однако внутри он остро чувствовал скрывавшееся в её словах зерно истины. — Всё было не так.

— Прекрати думать своим членом! Я вырастила тебя отнюдь не каким-то разгульным, сходящим с ума от похоти дураком, который дерётся на улицах за какую-то потаскуху!

— Нет! — закричал Грэм. — Не смей так говорить об Алиссе! — Он начал дрожать.

— Или что? — бросила вызов Роуз. — Побьёшь меня? Ты так теперь решаешь все свои проблемы?

— Нет. — Грэм захлопнул рот, пытаясь взять себя в руки. Ощущение было таким, будто его грудь вот-вот взорвётся.

Роуз наблюдала за ним, её собственное лицо покраснело — а потом она сделала глубокий вдох.

— Прости. Мне не следовало этого говорить, — сказала она ему. — Не думаю, что мне когда-либо в жизни было так больно.

— Я не пытался сделать тебе больно, Мама.

— А вот сделал! Я никогда не испытывала такого разочарования, нет… отвращения. Думаешь, твой отец желал бы, чтобы ты так себя вёл?

— Нет.

— Кто научил тебя так драться? — спросила она, но снова заговорила до того, как он смог ответить. — Не важно, я уже знаю ответ. Я слышала, как ты обратился к Сайхану. Это достаточно ясно.

— Будь моя воля, я бы вздёрнула эту скотину, — пробормотала она. — К сожалению, это — не вариант, — добавила она, говоря сама с собой, прежде чем снова посмотреть на сына: — Ты этого хочешь? Думаешь, твой отец этого хочет?

— Это не важно, — тихо сказал Грэм.

— Что?

— Я сказал «это не важно»! — громко повторил он. — Я — не Дориан Торнбер, и никогда им не буду. Это не его жизнь, а моя! Мне всё равно, что ты хочешь, или чего он хотел. Я хочу быть собой, Грэмом Торнбером! — Эти слова звучали для его собственных ушей как святотатство, но он чувствовал их искренне, до глубины своей души.

Леди Роуз Торнбер замерла, уставившись на сына широко раскрытыми глазами. Чуть погодя это стало для неё уже чересчур, и она отвернулась, глядя в маленькое, узкое окно.

Грэм наблюдал за ней, его гнев утихал, сменяясь безымянным ужасом. Плечи его матери двигались, однако никаких звуков от неё не доносилось. Он сказал то, что следовало сказать — и теперь не мог взять свои слова обратно.

— Ладно, — сказала она сдавленным от эмоций голосом.

— Мама…

— Ты прав, — тихо продолжила она. — Это — твоя жизнь, и у меня нет права пытаться жить её вместо тебя.

Он шагнул вперёд, пытаясь сократить разделявшее их расстояние, навести мост через растущую между ними пропасть.

— Это я виновата. Я слишком упорно пыталась защитить тебя, держать тебя подальше от того, что причинило бы тебе боль. Твой отец этого бы не хотел. У него было очень тяжело на сердце, ближе к концу, но он бы тебя учил. Я предпочла интерпретировать его слова так, как мне хотелось. Я не хотела тебя потерять.

— Ты меня не потеряешь, Мама.

— Уже потеряла, — тихо сказала она. — Где твой отец? Где твои деды? Ты заметил, что все мужчины в нашей семье мертвы? — Она встала, и покинула комнату, вернувшись мгновения спустя. Вид её лица разрывал Грэму сердце — её глаза были красными, а по лицу текли слёзы. Что хуже, в руках она держала копию Шипа, которую они с Мэттью повесили на стену.

— Вот, что их убило, — сказала она. — Всех до единого: моего отца, твоего отца, и отца твоего отца — все они погибли, сражаясь. — Она сунула оружие ему в руки. — Бери. Он твой. Учиться начнёшь завтра.

Щёки Грэма были мокрыми, когда он взял меч — тот меч, который он уже украл, хотя она этого и не знала.

— Я не умру. Теперь уже нет войн…

— Всегда есть войны, — тихо сказала она. — Мужчины всегда находят способы их начать, к добру или к худу. Однажды ты и сам найдёшь свою войну.

— Не найду…

Роуз прижала палец к его губам.

— Тихо. Я решила, и больше ничего не скажу, лишь дам тебе мудрый совет — то знание, которое получил твой отец перед смертью. Война — смерть, вне зависимости от того, убивает она или нет. Убивай или будь убитым — умрёшь ли ты, или сразишь врагов тысячами, это оставляет тебя мёртвым внутри. Каждая отнятая тобой жизнь будет стоить тебе частички души, так что решай осторожно. Никогда не плати, если оно того не стоит.

— Я заставлю тебя гордиться, Мама.

Она будто сжалась, даже когда его руки обняли её, пытаясь её успокоить.

— Я уже горжусь — гордая дочь, гордая вдова, и гордая мать. Гордость — всё, что у меня есть, и теперь, когда я впереди меня пожилой возраст, гордость — плохая замена для семьи.

Они плакали вместе, пока она не оттолкнула его.

— Хватит с меня, — сказала она тогда. — Больше никаких слёз, если будешь рыцарем — то будь лучшим. — Она оставила его стоять в одиночестве.

Он услышал голос Кариссы в другой комнате:

— Мама, что не так?

Его бабка вошла, и обняла его:

— Я ей говорила, что всё до этого дойдёт.

— Прости, Бабушка, — ответил он. — По-моему, я разбил ей сердце.

— Ш-ш-ш, — утешила она его. — Женские сердца не настолько слабы. Она поправится.

На следующий день Грэм присоединился к остальным молодым людям во дворе для тренировок.

Роберт Лиси первым поприветствовал его, когда он приблизился:

— Привет, Грэм.

— Прости, Роберт, — только и смог сказать Грэм.

— Ничего, — сказал Роберт, всегда всё прощавший.

Перри просто протянул руку, которую Грэм молча пожал. Они уже помирились.

Он попросил прощения у всех, кто участвовал в инциденте на балу, но пока не говорил с Сэром Сайханом напрямую.

— Начиная с сегодняшнего дня Грэм присоединится к нам, — объявил Сайхан. Его объявление вызвало у других любопытные взгляды, но он это проигнорировал. — Отойди-ка со мной на минутку, — добавил он, указывая на Грэма.

Они немного отошли от остальных.

— Пожалуйста, простите меня, Зайхар, — сказал Грэм.

— За что?

— За драку на балу, за то, что ранил одного из ваших оруженосцев. Я обесчестил ва…

— Заткнись, — сказал Сайхан, перебивая его. — Ты будешь обращаться ко мне как к «зайхару» лишь тогда, когда мы тренируемся наедине. А что касается извинений, то я скажу тебе, если они потребуются.

— Но вчера…?

— Твои драки с другими людьми — не моё дело, мальчик.

— Но с моей стороны было неправильно начинать драку в зале, — настаивал Грэм.

— Я — не твой отец, и не твой судья. Что правильно, а что неправильно в твоих действиях — решать твоей матери и Графу. Я лишь вмешался из необходимости, чтобы не дать тебе убить того молодого болвана, — сказал Сайхан.