Роберт Асприн - Цикл Мир воров. Компиляция. Романы 1-14

— Не понимаю, — прошептал сын. — Ты хочешь, чтобы я был рыбаком, как ты?

— Нет, нет, нет! — Старик повернулся и зашагал прочь, потом обернулся и сердито посмотрел на юношу. — Я всегда говорил — не каждому быть рыбаком. Не стал рыбаком — стань хоть кем-нибудь, чем-нибудь, и гордись этим. Не будь перекати-полем. Выбери себе дорогу и иди по ней. У тебя язык хорошо подвешен — стань менестрелем или даже сказителем, как Хаким.

— Хаким? — изумился Хорт. — Да ведь он нищий.

— Он здесь живет. Он хороший сказитель; его богатство — его гордость. Что бы ты ни делал, куда бы ни отправился — храни свою гордость. Будешь порядочным человеком — везде тебе будет дом. Прими, сынок, мой подарок: это всего-навсего совет, но без него ты будешь беднее. — Он бросил золотую монету в песок возле ног Хорта и зашагал прочь.

Хорт подобрал монету и проводил глазами Старика.

— Прошу прощения, молодой господин, — вдоль берега ковылял старый Хаким, бешено размахивая руками. — Это был Старик — тот, кто поймал монстра?

— Да, это он, — ответил Хорт, — только я думаю, сейчас не время разговаривать с ним.

— А вы с ним знакомы? — спросил сказитель, хватая Хорта за руку. — Вы знаете, что здесь произошло? Я заплачу вам пять медяков за рассказ. — Он был нищим, но, судя по всему, не голодал.

— Оставь деньги себе, Хаким, — пробормотал юноша, оглядывая опустевший берег. — Я расскажу тебе эту историю.

— А?

— Да, — Хорт улыбнулся, подкинул монету в воздух, поймал и положил в карман. — Более того, я закажу тебе чашу вина в придачу к истории, но при условии, что ты научишь меня, как ее рассказывать.

Губернаторский дворец венчал минарет, чей маленький купол напоминал луковку, а похожий на иглу золотой шпиль взмывал вверх, стремясь пронзить небо. Ветер трепал треугольный флажок с девизом Империи Рэнке. Внизу купол был окружен стеной, похожей на разверстую пасть травоядного. Усеянная амбразурами стена не сулила ничего хорошего тем, кто вздумал бы напасть на дворец. В бойницах меж зубцов стены располагались лучники, а в случае нападения всегда были наготове сосуды с кипящим маслом.

Высокая стена надменно и кичливо взирала на местность, выказывая имперское могущество.

Даже если бы кто-то сумел забраться на верхушку располагавшейся через улицу стены зернохранилища, то и тогда он не смог бы зацепить крюк за стену дворца губернатора, столь высоко вздымалась она к небу.

Но что не сделает крюк, доступно стреле.

Однажды ночью, когда луна над Санктуарием напоминала не круглую белую девичью грудь, а крохотный полумесяц, не похожий даже на лезвие косы, в тишине прозвенела тетива. К флажку на шпиле Губернаторского дворца устремилась стрела, за которой, подобно нити, вытканной неутомимым пауком или уносимой ветром гусеничной пряди, тянулся шелковый шнур, столь тонкий, что был почти невидим.

Стрелок промахнулся и ему стоило немалого труда вернуть шнур со стрелой обратно.

Скорее ругаясь, чем вознося небу молитвы, стрелок прицелился снова. Слегка приподняв лук, он поднес его к щеке и аккуратно, почти нежно отпустил тетиву. Стрела, вновь взмыла в небо, вытягивая шелковую нить, серебряную в бледном свете полумесяца.

И впрямь, эта ночь была скорее ответом на проклятья, нежели на мольбы, что было вполне в духе осторожного и внимательного Санктуария, который прозвали «Миромворов» .

Пролетев мимо флажка, стрелу повело назад, ибо шнур закончился, и потащил ее вниз. По пути стрела вместе со шнуром обвилась вокруг флажка раз, другой… четвертый. Лучник что было сил тянул шелковую нить, стоившую ему парочки подвесок, сделанных из золота и украшенных аметистом и хризопразом из…. впрочем, какое это имеет значение. Лучник продолжал тянуть за упругую нить, затягивая ее вокруг шпиля со стрелой в качестве крепления.

Вокруг все стихло. Ночную тишь прорезал лишь одинокий стон голубя; никто в Санктуарии не подумал, что этот печальный вскрик может предвещать дождь. Только не здесь и не в это время года. Крепко взявшись за шнур, незнакомец поджал ноги, чтобы проверить прочность шелка. Тонкая упругая нить недвижно и невидимо висела среди едва светлевшего небосвода.

Блеснули в улыбке зубы. Стоявший на вершине зернохранилища прямо напротив дворца лучник выделялся копной волос, которая была чернее ночи, а глаза под густыми бровями едва не сходились над орлиным носом.

Собрав снаряжение, незнакомец поправил одежду, тяжело вздохнул, откашлялся что было сил и подошел к самому краю стены, держась за веревку.

Произнеся что-то подобное молитве, он бросился вниз.

Улица под ним была широка настолько, что несколько фургонов в ряд могли двигаться по ней, а впереди уже вздымалась горой крепостная стена.

Прижав ноги к груди, незнакомец врезался в громаду стены с такой силой, что его зубы клацнули, а мольбы в голове переросли в проклятая. Ни ноги, ни шелковый шнур не пострадали, не говоря уж о каменной стене, выложенной из камня в четыре фута толщиной.

Качаясь на шнуре, незнакомец двинулся вверх, перебирая руками и ногами. Он вытягивал свое тело по стене, взбираясь по превосходно выложенной кладке, двигаясь на волосок от гибели, ибо такова будет расплата, поскользнись он. Улица осталась далеко внизу и исчезала во тьме с каждым шагом.

Он не принимал смерть в расчет, поскольку всегда был уверен в своих силах.

Незнакомец не был могучим воином, да и как лучник многим уступил бы в стрельбе, зато на его стороне были все преимущества юности: стройность, гибкость и сила. Он был умелым и искушенным вором. Не какой-то там карманник, уличный грабитель или хулиган, а настоящий вор. Взломщик. Немного достойных соперников нашлось бы ему в умении карабкаться по стенам и проникать в высокие окна.

Одежда и обувь были подобраны под цвет ночи, цвет теней, с которыми он давно уже свел дружбу.

Вор не скользил, он поднимался вверх и вскоре уже достиг верха широкой стены Губернаторского дворца Санктуария. Уверенным движением скользнул в бойницу меж двух башенных зубцов и оказался среди привычных ему теней.

Теперь вор внимательно изучал сам дворец, дворец, в котором жил златовласый Принц, которого прислали из Рэнке, чтобы он управлял (а вернее, попытался справиться) Санктуарием. Вор улыбнулся, не разжимая губ. Во дворце служили не охранники, а сущие дьяволы: зубы у молодых людей блестят даже при самом слабом свете луны, так что такая предосторожность была не лишней.

Незнакомец прожил на этом свете всего около двух десятков лет и не мог сказать точно, девятнадцать ему, двадцать или немногим больше. В этом сумасшедшем доме, который завоеватели-рэнканцы окрестили «Миром воров», никто не мог сказать наверняка, сколько же ему лет. Возможно, что это знала его мать, но уж точно не отец, которого он никогда не видел, да и мать знала его лишь мимоходом, ибо наш герой был незаконнорожденным, что зачастую проявлялось в его натуре. Да и кто мог сказать, где сейчас его мать и кем она стала.