Карина Демина - Драконий берег

Чудесно.

А драконы улетели, хорошо, если к морю. Но моря и вправду недостаточно. Оно богато… было. Пока не пришли люди не поставили перерабатывающие заводы. Пока китобои не истребили почти всех китов, оставив лишь, пожалуй, косаток, слишком умных, чтобы вот так позволить от себя избавиться.

Крупная рыба ушла.

А ту мелочь, что осталась, Лютый просто не выловит.

И что им делать?

— А они понимают, что драконы будут искать еду. И что возможно, найдут куда ближе, чем им представляется?

В лучшем случае, будут разорять фермерские хозяйства, возродив позабытую уже войну, где хватило места и ядам, и гарпунам, и ловчим ямам, в которых ломались крылья. В худшем… человек — тоже мясо. И стоит одному попробовать.

Они умные.

Они догадаются. Нет, не сейчас, когда голод их не мучит, но потом, когда те, кто еще недавно заботился, вдруг окажутся бессильны.

— А Ник… знает?

— Знает. И говорит, что пока он жив, бояться нечего.

Пока.

Он.

Жив.

Так себе гарантия. Мне вдруг вспомнилась буря. И старый дом, где пол пел о давних славных временах. Зои с ее неспособностью пошевелиться. И ненависть в глазах ее матери. А еще слова моей собственной, о том, что Эшби больше не нужен городу.

Эшби городу мешает.

— А еще сказал, что у него есть доверитель. И даже его смерть мало на что повлияет. Но я знаю, что и здесь он ошибается. Смотря кем его сделают.

Сделают?

— Что ты знаешь?

— Больше, чем хотел бы, — Оллгрим огляделся и поморщился. — Когда… Чучельник впервые появился, то наделал много шуму. Знаешь, его прозвали сперва Убийцей, который знает толк в искусстве. Но это слишком длинно. Ник вернулся незадолго до первого случая. Только-только окончил учебу. Хирург… все знали, что он собирается уехать, его ждали в Нью-Йорке. И он уехал, но потом вновь вернулся, чтобы остаться навсегда. Почему?

— Ник не убийца.

— Я рада, что ты уверена в этом. Но на самом деле, скажу честно, мне глубоко плевать, убийца он или нет. Я лишь знаю, что многим понравится вариант, в котором Эшби признают виновным. А лучше всего, убьют в процессе задержания.

— Но убийца…

— Притих на полтора десятка лет. И насколько я понял, о нем заговорили лишь потому, что буря вскрыла кладбище. Так что, можно предположить, что ему хватит ума опять притихнуть.

Хватит.

Это да… и все равно.

— Я тут при чем?

— Ты хорошо знаешь Ника. Лучше, чем кто бы то ни было. И ты полностью ему предана. А потому, если вдруг ты заговоришь о его причастности, то сомнений не останется.

— Я не заговорю.

Стало горько во рту. Оллгрим и вправду думает…

— Я рад, если так, но порой… кто-то считает, что ты зла на него. Из-за Зои. Что ты ревнуешь.

Ревную.

Отрицать не стану. И да, на свадьбу его я не пошла, напилась до полного отупения. А на следующий день слушала Вихо и злилась. На Ника. На него. На себя саму.

Но неужели этого и вправду хватит, чтобы обвинить… в таком?

— И что ты была бы рада отомстить.

— Нет.

— Я знаю. Я изучил тебя, Уна. Дерри хорошо разбирался в людях. И мне тоже его не хватает. Он бы знал, что делать. Так вот, тебя вполне могут разыграть втемную. Подкинуть что-то, о чем ты не сможешь молчать. Или поставить в ситуацию… не знаю какую, знаю, что искушение будет велико. А ты, уж прости, никогда не была сильна в подковерных играх.

— Мать Зои его ненавидит.

— Знаю.

— И если Ника не станет, то… Зои ведь вполне в своем уме и может быть наследницей. Если по закону. А ее матушка опекуном. Так?

— Если завещания нет. А оно, как понимаю, есть.

— Ты об этом знаешь. А они?

Вот тут он развел руками. Да… рассказал ли Ник о завещании? О том, что оно вообще имеется, не говоря уже о содержании? Сомневаюсь. Я вот не знала.

И миссис Фильчер может не знать.

— Слухи уже идут, Уна. В городе шепчутся, что та девушка, которую утром нашли, что она ее когда-то видели с Ником. А потом она исчезла. И о том, что его отец был неплохим охотником, а значит, и сына научил бы. И что убийства эти, пятнадцать лет тому, начались после его возвращения…

Дрянь дело.

А драконы почти улетели. Я же подумала, что, возможно, матушка была права. И мне стоит уехать. На время. Пока и вправду мне не подбросили чего-нибудь этакого…

…к примеру, голову Билли.

Только оказавшись в вертолете, Милдред успокоилась. Ее до последнего не отпускал страх, что ее оставят.

Шеф смотрел исподлобья. И говорил не с ней, с Лукой, его признав за старшего. Пускай. Вопросы старшинства Милдред волновали постольку-поскольку. Да и чего еще ждать от мужчин?

Но…

— Местный отдел отправил своих спецов, — шеф потянул себя за галстук, не то ослабляя его петлю, не то наоборот, затягивая ее туже. — Полагаю, это выступление означает, что наш интерес не остался без внимания.

В кабинете пахло сердечными каплями.

Не только ими, но этот знакомый до боли запах, скрытый среди других, нашептывал Милдред, что вовсе не так уж он могуч и незыблем, мистер Боумен.

А если вдруг приступ?

Кто придет на смену? Поставят ли кого из заместителей, которые тихо ненавидят друг друга и явно — Милдред? Кто бы ни был, он найдет причину для перевода. Нацбезопасность будет, конечно, рада…

— Жертву опознали?

— Пока проводят по базе, но это дело небыстрое. Пока тело законсервировали. К вечеру будет у нас. Результаты передам… телефонная связь там имеется, что уже хорошо.

Он выбрался из-за стола, прошелся, странно подволакивая левую ногу.

Ему бы к врачу, а лучше в отпуск, но не позволит себе. И Милдред промолчит. Не потому, что боится обратить на себя высочайший гнев, а из трусливого опасения, что он прислушается.

Обратится.

Услышит про опасное состояние здоровья. И уйдет в этот самый отпуск, оставив дела на… она прикусила губу.

Совесть?

Совесть послушно молчала. Милдред должна поехать. И поедет, даже если это будет грозить ей увольнением. Увольнение она как-нибудь переживет, главное, оказаться в этом крохотном городке, в котором обретался Чучельник.

Найти ублюдка.

И убить. Она улыбнулась этой своей мысли, почувствовав себя почти счастливой.

— И не лезь на рожон, — палец мистера Боумена уперся в живот. — Слышишь?

Милдред кивнула.

Не полезет. Она не собирается умирать. Она хочет убить. А это совсем, совсем другое…

— Идите… и постарайтесь, чтобы он снова не исчез.

Не исчезнет.

Не будет у него возможности. Милдред позаботится. В ее саквояже нашлось место не только белью и сменной одежде, но и темному футляру, в котором спряталась тройка шприцов, пара флаконов обезболивающего — что поделаешь, прошлое оставило след не только на душе, и еще одна ампула.

Револьвер, впрочем, она тоже захватила.

На всякий случай.