Карина Демина - Драконий берег

Лука пожал плечами.

— С точки зрения теории вероятности логичнее допустить, что он просто наткнулся на перевернутую машину. Возможно, даже думал оказать помощь, увидел Элли и решил воспользоваться ситуацией.

Она потерла переносицу.

— Не мог же он в самом деле рассчитывать, что случится авария, тем более такая. Или мог? Понимаю, что это все теории, но… не отпускает. Да и в остальном. Если вспомнить профиль жертв, то почему блондинки? Более того, не просто блондинки, они тоже бывают разными.

Стоило заговорить о деле, и кошмар отступил.

Нет, пустыня где-то шелестела. И в голосе ее слышался скулеж. Как ей сказали, Дейви умер далеко не сразу. И смерть его была в достаточной мере мучительна, чтобы Милдред его простила.

— Он выбирает достаточно изящных девушек. С тонкими чертами лица. Не слишком выраженных форм…

Кивок.

— Я пыталась найти что-то, что было бы связано с такой девушкой. Перебрала всех блондинок, с которыми однажды случалось несчастье… ничего. Но ведь фантазии возникают не на пустом месте.

Приподнятая бровь.

Ей не верят? Или скорее позволяют выговорится.

…там, в пустыне, Милдред очнулась. В раскаленной машине, перекрученной, искореженной. Она не поняла, где находится, а поняв, закричала.

А потом увидела Дейви, которого методично объедал огромный стервятник, и захлебнулась криком. Птица повернула голову к Милдред и издала тонкий мерзкий звук.

— Я изучала многих… подобных Чучельнику. Не все, но очень многие, в детстве подвергались насилию.

— Сейчас заплачу.

— Не стоит. Дело в том, что их фантазии, их больное воображение зацикливается на каком-то эпизоде из этого детства, который они вынуждены переживать вновь и вновь. И переживая, они словно получают возможность что-то изменить там. Правда, это оказывается ложной надеждой.

А вот теперь Лука заинтересовался.

— То есть…

— Все эти блондинки по сути проекция одной, с которой связаны его болезненные воспоминания. И если с другими жертвами его почти ничего не связывает, то, отыскав ту самую, на которой он зафиксировался, мы сумеем найти и его.

— А остальное…

— Мумификация — это, вероятнее всего, способ подольше сохранить память. Они… часто берут сувениры. Диглстоун отрезал жертвам пальцы. Убийца из Джерси брал локоны. Кто-то хранит нижнее белье, кто-то — совершенно обычные вещи, с точки зрения обывателей не представляющие интереса. И в этом продолжение своего рода игры, держать трофеи на виду, хвастаться удачей тем, кто не понимает, насколько опасный зверь держится рядом.

…она ждала.

Она почти поверила, что умрет. И что будет съедена той самой птицей, которая отступила, но недалеко, уселась на камне, уставилась на Милдред, будто прикидывая, с чего начинать трапезу. Эта птица была достаточно сильна, чтобы добить жертву, но на счастье Милдред, еще и труслива.

— Чучельнику не нужны части. Или мы просто не знаем, что именно он берет… не догадываемся, настолько обыкновенна и незначительна эта вещь. Он сохраняет тела. Возможно, какое-то время продолжает игру, допустим, пока не отыщет новую игрушку. Блондинок нужного типа не так и много. Если вспомнить хронологию, то сперва он выбирал натуральных, а после несколько снизил планку требований… Марион и Луиза были крашеными, а Бетти Лейк и вовсе использовала парик. Он подобрал ей другой, к слову, отличного качества.

…когда на дороге зашелестели колеса, Марион позвала на помощь. Она думала, что кричит громко, но вместо этого из горла вырвался сип. Впрочем, стервятник ответил на него своим мерзким голосом.

Машина остановилась.

И облегчение, которое она испытала, увидев рядом хмурого парня в полицейской форме, невозможно было описать словами.

Она позволила себя поднять.

Напоить.

И только тогда потеряла сознание. А когда пришла в себя, то узнала, что Элли исчезла…

— Я искала, но это… все равно, что искать золото в пустыне, просеивая песок сквозь пальцы. Поэтому я иногда возвращаюсь туда? Пытаюсь вспомнить. После аварии я долго находилась без сознания. Слишком уж долго, чтобы это было нормальным. И мне кажется, что моя память, возможно, что-то от меня прячет. Я обращалась к менталистам, но те крупицы дара, которые все-таки есть, оказывается, надежно защищают меня от вмешательства.

В его взгляде Милдред прочитала то же, что и в глазах последнего психотерапевта, с которым попробовала поговорить по-настоящему.

Да, она тоже безумна.

По-своему.

— Я буду принимать снотворное, — пообещала Милдред, изобразив улыбку. — Честно.

А вот Лука, в отличие от психотерапевта, ей не поверил.

Голова лежала на блюде.

Белом. Фарфоровом.

И скатерть тоже была белой. Настолько, что на фоне ее свечи казались кремовыми, а серебряные канделябры — темными. Канделябры точно не мои, как и скатерть, и кольца для салфеток, и сами салфетки.

И голова.

Да.

Голова определенно не моя.

Я сглотнула, понимая, что самое время бежать и звать на помощь, но вместо этого покрепче сжала рукоять ножа и переступила порог комнаты.

Нет, я понимала, что нож — это скорее для самоуспокоения, я слабее мужчины и Билли наглядно это показал. А все-таки странное чувство.

И страх.

И… облегчение? Пожалуй. Я ведь боялась, что он вернется. Что однажды я увижу у дверей знакомый мотоцикл. Или не увижу? Билли не стал бы рисковать. Он бы вошел в дом. Спрятался где-нибудь, к примеру, на кухне. Он позволил бы мне запереть дверь.

И пройти вглубь дома.

Как сейчас.

Он бы наблюдал за мной, выгадывая момент. А потом просто положил бы ладони на шею и сказал:

— Здравствуй, крошка…

Я сглотнула.

Не вернется.

Не скажет.

И к шее не прикоснется. Не сожмет горло, не поднимет так, чтобы я едва-едва доставала до пола носками. Это ведь весело, смотреть, как дергается жертва, пытаясь найти опору. Не заглянет в глаза, наслаждаясь моей беспомощностью.

И не сдавит руку, лишая воздуха.

Тоже часть игры. Ему нравилось. Раньше. А теперь он был мертв. И кто бы ни сделал это с Билли, пожалуй, я была ему благодарна.

Я дошла до стола.

И присела.

Скатерть знакомая. Такие водились в доме Эшби. И не парадная, нет, обычная. Просто набеленная до сияния, накрахмаленная так, что ткань похрустывает в руках.

Вдох.

Запах… знакомый запах… так пахнет в хижине, где поселился Гевин. Он иногда делает чучела на продажу. Впрочем, не только он. Чучела всегда пользуются немалым спросом. В прошлом году Гевин сделал гризли, на него полгорода смотреть ходила, до того славно получилось. Медведь стоял на задних лапах, слегка сгорбившись, повесив передние лапы вдоль тела. И на морде его застыло выражение одновременно брезгливое и недоумевающее, точно и после смерти он не мог понять, как получилось так, что из грозного зверя он превратился в… поделку?