Карина Демина - Драконий берег

— У кого их только нет…

— Уна!

— Что? Я серьезно. У матушки есть. У Ника еще, но он никогда не заглядывает. Он считает неприличным заходить в чужой дом в отсутствие хозяев. Я ему дала на всякий случай, чтобы, если свои потеряю, не ломать. Только тут замки такие, булавкой открываются. Кстати, у Билли тоже имелись. Он сам взял и сделал… и у Вихо были… были, да…

Она повторила это еще раз, будто убеждая себя, что это важно.

— А Дерри точно давал Оллгриму… и у других, быть может… я не меняла замки.

— Почему?

Снимки выйдут мутноватыми, даже если свет включить. Здешние лампы нагреваются медленно и гудят, трещат, грозя погаснуть.

Шериф держится в стороне.

Хорошо бы дом закрыть до завтрашнего дня. Утром кто-то да прибудет, а там уж пусть сами…

— А зачем? Здесь нет ничего ценного.

— Совсем ничего?

Уна прикусила губу.

— Драконья чешуя. Скорлупа. Так, по мелочи. Иногда кое-что приношу, но у егерей воровать не станут.

Томас поменял пленку, убрав отработанную катушку в карман. Так оно надежней. Он зашел с другой стороны, пытаясь не упустить ни одной детали.

Свечи.

Аккуратные такие, ровные, явно не из местной лавки. Выглядят дорогими. Чучельник в принципе показал себя небедным парнем. Серебро… это ведь серебро? Похоже на то, но анализ покажет. Скатерть тяжелая.

Посуда.

И подставка эта.

И голова на ней. А ведь аккуратно высушили и при всем безумии голова не выглядит отвратительной. Разве что яблоко рядом с ней кажется издевкой. Петрушкой бы еще украсил.

— Посмотри, что здесь брать?

Хороший, к слову, вопрос. Дом изнутри кажется еще более старым, чем снаружи. Пол под ногами скрипит на все голоса. Из окон тянет прохладой, да и сами окна эти кажутся просевшими. Стекло и то помутнело от возраста.

Ковер древний.

Мебель, кажется, досталась Уне вместе с домом. И главное, ее это определенно устраивает. Вот занавески на окнах — те новые, недавно повешены. Они и пахнут иначе, порошком и цветами.

— Мама повесила, — пояснила Уна, заметив интерес.

— А ты…

— А мне и без занавесок неплохо жилось.

Не любит? Женщины испытывают просто-таки необъяснимую тягу ко всякого рода финтифлюшкам. Занавесочки, салфеточки, статуэточки, кружавчики и бантики.

А тут — пустота.

Это неправильно.

Впрочем, женщина, которая работает с драконами, сама по себе неправильна. А еще она не спешит падать в обморок, не бьется в истерике, требуя немедленно оградить ее от ужаса, а сидит себе и разглядывает стену.

Вид, главное, задумчивый.

А ведь егерям неплохо платят. Очень неплохо и отнюдь не только по местным меркам. Плюс торговля. Драконья чешуя, кость и что там еще? Главное, всегда в цене. Тогда… куда эти деньги уходят? Почему дом выглядит так, будто вот-вот рассыплется, если не в нынешнем году, то в следующем точно? И хозяйка его не лучше. Одежда? Обычная. Не слишком новая. Чиненная даже. Куртка вот из хорошей кожи, но форменная, стало быть, получена бесплатно.

Сапоги добротные.

Крепкие брюки. Но и только…

— Тебе придется уехать отсюда. Ненадолго.

— Нет.

— Уна, это место преступления.

— Это мой дом, — она руки скрестила и набычилась, всем видом показывая, что не собирается уходить. — И нет, я не боюсь головы.

— А того, кто ее оставил?

Она задумалась ненадолго и ответила:

— Его тоже. Не боюсь. Если бы он хотел меня убить, убил бы.

И в этом имелся свой резон.

— Уна, не глупи, — шериф повернулся к столу боком. И все равно время от времени косил глазом, точно желая убедиться, что не примерещилось ему.

— Я не глуплю. Я не хочу уходить из своего дома, — она скрестила руки на груди. — И вообще начинаю думать, что лучше было бы прикопать это добро на заднем дворе.

Задний двор осмотрят.

И дом этот.

Вот только вряд ли что-то найдут. И Томас убрал фотоаппарат. Обошел стол по часовой стрелке. Остановился за стулом, на который набросили цветастое покрывало, будто пытаясь хоть как-то прикрыть жалкую обшарпанную спинку.

А ведь ублюдок не спешил.

Пришел.

Взломал замок. Или открыл его? Замок и вправду из тех, с которыми и пальцем можно справиться. Прошелся. Убрал в комнате… убрал?

Определенно.

На кухне пыль и грязная посуда засыхает в раковине. Рубашка небрежно брошена в углу. А в гостиной просто-таки образцовый порядок. Томас пощупал влажную тряпку, которую аккуратно повесили на крючок. Рядом стояла метла и щетка.

Темный совок, к которому приклеился волос, что характерно, тоже темный.

— Тебе придется уйти, Уна, — повторил он.

А потом Чучельник вытащил стол на середину гостиной. Вон, на полу остались следы. Стало быть, силенок перенести не хватило.

Впрочем, стол отменный, из дуба сделан, его и Томас в одиночку не поднимет.

Набросил скатерть. Разровнял, так, что ни заломов, ни даже сгибов не осталось. Расставил тарелки. Канделябры… даже если сложить все это барахло в коробку, то коробка получится немалой. И голова опять же.

С яблоком.

— Яблоки любишь? — зачем-то поинтересовался Томас.

— Уже нет.

— Послушай, если не хочешь возвращаться к матери…

Не хочет.

— …то я оплачу номер в мотеле.

— Там тараканы. И клопы.

— Или в участке. Бесплатно. За дурость. Что? Ей по-хорошему говорят…

Уна поднялась и быстрым шагом вышла из дома, громко хлопнув дверью напоследок. Взревел мотор.

— Куда она…

— К драконам, ясное дело. Пускай. Там точно безопасно, — шериф опустил винтовку и покачал головой. — Бедовая девка. Ничего, к завтрему поостынет.

— Знали его?

Голова на блюде вызывала смешанные чувства. Она была одновременно притягательна и отвратительна. А еще сделана хорошо. Томас сумел разглядеть шов, скрытый в волосах, тонкий, аккуратный. Снимали кожу, скорее всего, с мертвеца.

Он очень на это надеялся.

— Знал. Я предупреждал Уну, чтоб не связывалась. Да разве ж послушает? — шериф отставил ружье и потянулся, уперся в спину. — Все вы, дети, думаете, что самые умные…

Томас вспыхнул было. Он давно не ребенок. Но… замолчал. И согласился. Пускай.

— Он появился в удобный момент. Как раз получилось, что… сперва Дерри ушел.

— Куда?

— В пустыню. Егеря в этом мало от драконов отличны. Редко кого из них на кладбище хоронят, да… а Дерри давно болел. Сперва вроде как и прогноз давали хороший. Ездил в Тампеску пару раз, что-то там резал, да, видать, не дорезал. Расти стало. И сказали, что все, без вариантов. Выписали лекарство и отпустили. А может, сам ушел. Вот… ради Уны держался. Сказал, что дар редкий, грех упускать.

Шериф ступал медленно и легко, и доски, которые еще недавно встретили Томаса скрипом, разом замолчали, будто признавая право этого неуклюжего с виду человека быть здесь.

В этом доме.