Карина Демина - Драконий берег

Статуэтку дракона, вырезанную из дерева, Лука разглядывал долго.

— Это Гевин делает. Он большой мастер. И парень рукастый, даром, что диковат.

— Кто такой Гевин?

— Так, егерь, — шериф пожал плечами, будто удивляясь, как можно не понимать очевидного. — Но они все… не совсем нормальные. То есть, не психи, конечно, просто драконы им ближе, чем люди.

— Насколько ближе?

А ведь Лука не слышал, чтобы дверь открывалась. И ступать Милдред умела тихо, крадучись, хотя цветочный аромат духов ее выдавал.

— Ближе. Понятней.

Шериф смотрел на Милдред без восхищения. Скорее читалось в его взгляде недовольство. Знать бы чем? Впрочем, Милдред обладала удивительной способностью злить мужчин.

Или привлекать. Или и то, и другое разом.

— Настолько ли понятней, чтобы людей и вовсе… не считать за равных? — она не коснулась статуэтки, но склонила голову набок, любуясь ею.

А ведь и вправду красиво.

Дракон сидел на полированном камне, вцепившись в него всеми четырьмя лапами и тонкий хвост служил дополнительной опорой. Чуть приподнятые крылья. Опущенная шея. Изящная голова. И главное, исполнено все так, что диву даешься.

— Не знаю. Мне не докладывают, — довольно резко ответил шериф. — Сами у них и спросите.

— Спросим, — согласилась Милдред и, обращаясь уже к Луке, сказала: — Здесь мы ничего не найдем. Надо поговорить с этой девушкой… хотя…

Она огляделась.

Дом обыщут.

Перевернут от подвалов до чердака, и потом снова и снова, пытаясь вытрясти из пыльного древнего нутра его хоть что-то полезное.

Но Милдред права.

Не тот это зверь, чтобы оставить следы.

— Я пройдусь, — она не спрашивала, она ставила в известность. И Лука кивнул.

Дракона чуть подвинул.

Подошел к столу, который, казалось, Милдред совсем не заинтересовал. Она смотрела не на это представление в фарфоре и серебре, но на дом. А Лука смотрел на нее.

Ему ведь велено было приглядывать?

Вот он и…

А что любуется, так есть чем. Вот Милдред остановилась у стены, задумчиво коснулась пальцами губ, а потом этой самой стены, будто передавая той то ли поцелуй, то ли часть дыхания. Вот дрогнули ноздри и Милдред резко развернулась. Тонкая прядь скатилась на лоб, пересекая его надвое.

…узнает ли он Милдред? Тот охотник, который когда-то выбрал другую жертву.

Насколько она изменилась?

Лука догадывался, что сильно, но если выйдет так, что узнает? Не захочет ли Чучельник присоединить ее к своей коллекции?

Милдред присела у низкого дивана, погладила истрепанную обшивку его. Взгляд скользнул по пледу. И на стену. На темные пятна, что едва заметно выделялись на выгоревших обоях. И выходит, снимки здесь были, но потом кто-то снял их.

Кто?

Книжная полка. Книги Милдред изучает особенно внимательно. И хмурится. Или улыбается. Едва заметно, но ей к лицу улыбка. Прикусывает губу…

Встает.

Покачивается, перетекая с носка на пятку. Ей явно непривычно в туфлях на низком каблуке, и эта едва заметная неловкость делает Милдред живой.

Почти.

Когда она покидает комнату, Лука идет следом.

Он заглядывает в ванную комнату, правда, для этого приходится стать близко к Милдред, но та не проявляет недовольства. А Лука отмечает, что сегодня от светлых волос пахнет яблоками. И волосы эти приподнимаются на макушке. А еще видна тонкая длинная шея с полосой старого шрама. К нему хочется прикоснуться, и пытаясь сдержать неправильное это желание, Лука прячет руки за спину.

— Щекотно, — Милдред оборачивается и оказывается слишком близко.

Глаза темные.

А волосы светлые, будто пеплом припорошенные. И брови такие же. Вовсе она не бледная немочь… не немочь.

— Когда ты дышишь в спину.

— Извини.

— Ничего. Мне сказали, что тут есть убежище.

Кто сказал? И почему ей, а не Луке? Хотя у него никогда не получалось заводить тех легких, ни к чему не обязывающих отношений с людьми, которые сполна окупались информацией. Люди Луку сторонились. Женщины просто боялись. Мужчин он раздражал.

— Здесь во всех домах есть убежище на случай бури, — она подала руку, и Лука принял. Ладонь холодная и пальцы чуть подрагивают.

Ей страшно?

Или это не страх? Тогда что? Предвкушение охоты? Азарт?

Он плохо разбирается в эмоциях, но знает лишь, что они сподвигают людей делать глупости. Даже очень умных людей.

— Думаешь, найдем что-то?

— Вряд ли, но я хочу посмотреть. Этот дом… понимаешь, он пустой. Чужой. Любой человек что-то да привносит в свое жилье…

Он был большим и надежным, как скала.

Когда-то тетушка говорила, что если уж и искать мужчину, то такого, за спиной которого можно укрыться. Лука бы ей понравился. За его спиной укрыться могла бы не одна Милдред, а весь этот пыльный городишко, который смотрел на нее с насмешкой и презрением.

Женское ли дело в бюро служить.

И кем?

Понятно, кем. И понятно, как. И хороша, конечно, что спереди, что сзади. Небось, никто не отказался бы… Ей казалось, что она уже прошла это, пережила и забыла, пережила и обиду, и желание доказать, что на самом деле она на своем месте, что заслужила все, что…

Отпустило.

Стоило прикоснуться к Луке, и отпустило.

Если разобраться, какое Милдред дело до того, что думают о ней местные? Раздевают взглядами? Пускай. Главное, чтобы только взглядами.

— …какую-то часть себя, — правда говорить, глядя в эти глаза, как-то сложно. И хочется быть слабой. Хочется обнять и разрыдаться. Пожаловаться на нелепую свою жизнь, карьеру, которая вроде бы и удалась, но в то же время почти сожрала саму Милдред.

На город.

На шерифа, чей взгляд не отпускал ни на мгновенье. На мага, успевшего шепнуть, что знает пару приличных мест в Тампеске и отель, где не станут задавать вопросы, и отказ воспринял болезненно.

Мужчины в принципе болезненно относятся к отказам.

— А этот почти стерилен. Такое чувство, что им просто пользуются.

Как сама Милдред пользуется съемной квартирой. Пользовалась. Она все-таки перевезла вещи в тетушкин дом. И кузине позвонила, успокоив, что присмотрит за домом. Соврала даже, что, скорее всего, в Тампеске останется, предоставив охоту мужчинам. Охота ведь занятие не женское.

Наверное.

— И это неправильно, — она все-таки убрала руку, и с чувством неловкости справилась быстро. Хотелось бы думать, что Лука вовсе не заметил.

Но Милдред не обманывалась.

В Бюро его считали откровенно тупым. Уродом, который не понятно по какой причине глянулся всесильному мистеру Боумену, и волей начальственной был вознесен.

— Такое чувство, что она так и не приняла это… — Милдред умела смотреть искоса. И подмечать, как меняется выражение лица собеседника. Даже когда человеку кажется, что он это выражение всецело контролирует.