Юрий Ижевчанин - Книга 3. Южный мир [СИ]

Наконец вечером четвёртого дня пребывания посла срочно вызвали к царю. Брата Хусани еле успели отыскать и велеть ему переодеться из рубища, в котором он обходил агашский квартал, в парадное платье. Посол со свитой подошёл к зданию Сената. Он собирался зайти в одиночку либо вдвоём с секретарем, как было принято в Агаше, но ему сказали, чтобы заходило всё посольство. Он собирался оставить оружие, но ему презрительно промолвили, что старки не боятся вооружённых варваров, и сами к царю входят с оружием. Войдя в зал, посол понял, что всё неладно. Вдоль стен стояли вооружённые граждане в лёгкой броне. Царь восседал на троне, тоже в броне, рядом с ним сидела царица. Ниже на креслах сидели несколько человек, ещё трое стояли рядом с троном. Посол низко поклонился и шагнул вперёд. Он прошёл несколько саженей, и за ним в зал вошла свита. Тут царь негромко что-то сказал одному из стоявших, и тот громовым голосом (это был глашатай) произнёс:

— Почему ты, презренный, не пал ниц, как полагается по вашим обычаям при входе к великому царю? Ты заслуживаешь казни!

Поражённый и перепуганный посол пал ниц вместе со всей свитой. Царь опять что-то негромко сказал, и глашатай повторил:

— На первый раз я прощаю твое невежество. Но кто-то должен заплатить головой за проявленное пренебрежение, — и царь показал на брата Хусани, которого сразу распознал. — Отрубить ему голову!

Граждане были шокированы, но понимали, что царю нельзя мешать играть в дипломатические игры. Хусани выволокли во двор, и раб-палач отрубил голову. Один из граждан (на самом деле из Невидимых) начал обыскивать его одежду, желая подбросить отравленный кинжал, но подкладывать не пришлось: ядовитое лезвие таилось на груди в кожаных ножнах. Эту улику с ликованием принесли в зал и показали царю. Присутствовавшие граждане восхитились прозорливостью царя, а посол, всё ещё лежащий ниц, задрожал.

— Так вот какие у тебя спутники! Может быть, ты не посол, а убийца? — грозно произнёс глашатай со слов царя.

— О, великий царь! У каждого есть враги, и у владык больше всех. Я уверен, что этот подлец был агентом лжепророка и хотел испортить навсегда отношения между нашей Империей и твоим грозным царством, после чего этот нечестивый Йолур воспользовался бы твоим или твоего наследника праведным гневом. Я благодарю тебя, ты своим мудрым взором распознал предателя и спас нашу империю от великого позора и нечестия. Я готов пойти на самую страшную смерть за свою близорукость, за то, что я пригрел эту змею на своей груди. Но не переноси свой гнев на моих владык, — пролепетал посол.

Для канрайцев начало посольства стало просто катастрофическим. Такой удар, показывающий обоснованность опасений и пренебрежения царя!

А царь неожиданно для посла уже своим голосом произнёс на Древнем языке:

— Подонки умеют скрываться и притворяться лучше змей подколодных. Твоя вина невелика. Я тебя прощаю и разрешаю встать. И ещё. Поскольку в нашей стране не принято падать ниц ни перед кем, кроме Настоятеля Великого Монастыря или Патриарха, я освобождаю твоё посольство от земных поклонов. Ограничитесь обычными, когда подойдете к трону. И в договоре мы запишем, что вы наших людей не имеете права заставлять падать ниц ни перед кем в вашей стране.

Конечно, такое условие было совершенно необычным, но посол был поставлен в такое положение, что не мог возражать.

— Я, по зрелом размышлении, решил, что мы разрешим вам поставить посад рядом с Дилосаром. Но нет нужды его укреплять и нанимать стражу: у нас в стране всё спокойно. Это у вас идёт война. И посад вы имеете право поставить лишь в том случае, если мой кузен Император Единобожников соизволит разрешить нашим людям поставить посад рядом с Кунаталом, окружить его стеной и нанять гарнизон, поскольку и пошлины, которые пойдут на его постройку и благоустройство, у вас выше, и в стране вашей беспорядки на беспорядках, и народ у вас такой, который всегда может позариться на имущество и жизнь неверных, — забивал гвоздь за гвоздём царь. — И храм я разрешу вам в посаде поставить, если Первосвященник разрешит мне поставить наш храм в посаде около Кунатала. А не разрешит — обойдётесь часовней, как принято по правилам взаимоотношений религий на чужой канонической территории. И проповедовать на земле посада разрешу, если наши тоже будут иметь право проповеди со стен посада.

Посол прекрасно понимал, что на постройку храма Победителей и на проповедь иноверцев в самом сердце державы правоверных его владыки не пойдут. На посад ещё могут. Так что великолепная уступка царя остаётся пустым звуком. Но сейчас осталось лишь поклониться и поблагодарить.

— А теперь слушай. Остальные места договора ты будешь согласовывать с моим секретарём и с претором иностранцев. Когда договоритесь, вынесем это на рассмотрение Сената. Заседания Сената, как правило, раз в месяц, так что, возможно, придётся подождать. А затем надо будет собрать Державный Народ: лишь он может окончательно утвердить договор, Но впоследствии, если ваши владыки не утвердят договор или попытаются его пересмотреть после утверждения Сенатом и народом, я и весь наш народ будут рассматривать это как оскорбление и враждебный акт, за который полагается отомстить.

Посол растерянно кланялся и смущался. Первая битва заканчивалась полным разгромом. А затем посла наконец-то спросили о здоровье его государей и о положении дел в стране, но подарки не приняли:

— Принесённое тобою, недостойно нас, — ответил царь. — Раздай это нищим или пожертвуй на строительство канрайского посада.

Посол воспринял это как нормальное выражение гнева царя за промах посольства и забрал дары, чтобы потом, когда раздражение пройдёт, вновь преподнести их.

Послу назначили содержание и выпроводили его обратно во дворец гостей. В ту же ночь посол хотел было убежать, но корабли посольства вытащили на берег, чтобы "обсушить и поправить". Пришлось оставаться и вести переговоры с претором принцем Канчуссом. Первым делом посол попросил разрешения спустить на воду один из кораблей и отправить его за дополнительными подарками и за новыми инструкциями. Он уже чувствовал, что в Дилосаре придется задержаться месяца на два. Через пару часов корабль уже был на плаву, а ещё через пару часов отплыл. Эскорта ему, конечно же, никто не давал, что было вполне логично в связи со вчерашними событиями. А на членов посольства Единобожников после такого смотрели с презрением и отшатывались от них. Вся столица обсуждала, как оскандалилось посольство и насколько прозорлив оказался царь Атар. Сам Атар в этот день демонстративно подошел к наследнику, сидевшему в преторском кресле на Форуме, попросил пригласить менталиста и сказал: