Евгений Щепетнов - Колдун. Выбор Пути.

Впрочем…от этих гадов можно ожидать чего угодно. Я ведь о них вообще ничего не знаю! Ну…кроме того, что они типа бесы и были выдернуты из какой-то там Нави. То бишь загробного мира. Но что значат слова? Если они не несут никакой информационной накачки…только лишь бессмысленное заклинание, «абракадабра». Бесы могут оакзаться совсем даже не бесами, а Навь…и не Навь эта вовсе.

А возле дома меня ожидал сюрприз. Я даже слегка насторожился — кто это мог сюда подъехать? Никаких знакомых, передвигающихся на рейнджровере у меня нет, и быть не могло.

Паркетник, один замок закрывания двери багажника которого стоит почти столько же, сколько «мой» уазик, стоял прямо напротив ворот, перекрывая мне въезд, но я не стал сигналить, просто поставил машину у забора, а когда вылез из-за руля — закрыл дверь моей машины на ключ. Ну так…на всякий. Вряд ли водитель рейнджа будет шарить у меня в уазике, чтобы попереть дорогую моему сердцу ментовскую кепку, но…это рефлекс. Раз чужие люди рядом — значит, надо закрыть машину. Смешно, понимаю, только ничего с собой поделать не могу.

Кстати сказать, рассмотреть того, кто сидит в салоне было абсолютно невозможно — стекла наглухо тонированы. Мне даже не совсем понятно — как хозяин рейнджа ездит по городу с такими стеклами — это ведь от гаишника до гаишника, это как красная тряпка для быка!

Вспомнилось, как в Чечне избавлялись от тонированных стекол в автомобилях — рассказывал один знакомый, который нередко ездил в Грозный по служебным делам. Так вот — однажды Кадыров объявил войну тонированным машинам. Предупредил, что если представители власти увидят машину с такими наглухо черными стеклами — пусть тогда пеняют на себя. Кое-кто из особо борзоватых молодых чеченцев не поверил словам своего вождя, и это было совершенно напрасно. Кадыров слов на ветер не бросает — так мне не раз уже говорили. Короче говоря, выглядела акция борьбы с тонировками так: стоит тонированная машина, к ней подходит человек с автоматом и прикладом выбивает все заклеенные стекла. Все! На следующий день ни одной тонированной машины во всей Чечне!

Незаконно? Беспредельно? А пофиг. Когда ты не видишь, кто сидит в тонированной машине и ждешь из нее автоматной очереди — ты не просто разобьешь стекла, ты на всякий случай еще и изрешетишь эту машину из калаша. И я прекрасно понимаю борцов с тонировкой. Жить-то всем хочется! А значит — нужно видеть, кто сидит в подъезжающей к тебе машине, и что такого нехорошего он держит в руках.

И вот у моего дома стоит тонированный «недоджип». Ну да, на таких машинах не ездят искоренять несчастных сельских участковых, и вообще искоренять кого бы ни было — слишком уж приметная и дорогая «тачка». Но…чего не бывает в этом мире, и если вспомнить торгаша, на которого я напустил порчу, то это все может оказаться довольно-таки неприятным сюпризом.

Номер блатные, «002». По слухам, такие номера выдает лично начальник областного ГАИ, и только своим, «надежным» людям. Только вот почему-то в числе этих надежных людей почти сто процентов оказались представители кавказской диаспоры. Может потому что у них есть деньги и они могут их подарить хорошему человеку? Ну просто так, ради дружбы. Ради поддержки доблестных органов.

Нет, я не утверждаю, что где-то там, в каком-то городе полиция состоит на содержании кавказской диаспоры — в конце концов, сейчас же не девяностые годы! Это чисто мое наблюдение, возможно и ошибочное: как видишь такой блатной номер, жди, что за рулем будет сидеть гражданин определенной национальности. Примета такая народная!

Кстати, один знакомый гаишник говаривал: «Нахрена нужны эти блатные номера?! Понты одни! Вляпаешься на машине, так и не сбежишь — номер сразу запомнят»

Кстати, да, большинство соображающих ментов предпочитают иметь на своих машинах самые что ни на есть не запоминающиеся «лоховитые» номера.

И опять же — не хочу сказать, что все менты на всякий случай готовятся удариться в бега. Может просто понимают разницу между понтами и чем-то настоящим?

Не стал подходить к рейнджу. Демонстративно не обращая на него внимания открыл калитку, подошел к закрытой на висячий замок двери в дом и стал вставлять в замочную скважину здоровенный кривой ключ.

Когда за спиной скрипнула калитка, я неспешно оглянулся, держа в руке тяжеленный замок (можно использовать и как кастет), и замер, разглядывая того, кто приближался ко мне со стороны рейнджровера. Или вернее не «того», а «ту».

Это была женщина, на первый взгляд лет тридцати, не больше. Элегантно, со вкусом одетая, она была абсолютно чужеродным существом здесь, на покрытой травой-муравой лужайке перед крыльцом сельского дома. Только одни ее туфли с красными подошвами (ну да, наверное те самые) стоили столько, сколько я зарабатываю за месяц довольно-таки неприятного, грязного труда.

Про серьги, переливающиеся в свете вечернего солнца, или про такие же сверкающие кольца и перстни на ее пальцах я даже и говорить совсем ничего не буду. Даже близко не могу представить их стоимость. Да и откуда мне знать цены на бриллианты и прочие драгоценные камешки? Ну да, знаю всякие там величайшие алмазы — «Куллинаны», «Шахи» или «Орловы», но эти все штучки где-то там, далеко, в другом мире, откуда и вынырнула эта одетая будто на прием в посольстве Германии женщина.

Кстати сказать, вблизи оказалось что женщине на самом-то деле скорее всего не тридцать лет, и даже не сорок. Увы, никакая косметика, никакие операции не могут скрыть от внимательного взора специалиста настоящего возраста человека — это я уже успел узнать из своей не такой уж и долгой жизни. Хотя и считаю, что возраст людей — это на самом деле то физическое состояние, в котором он находится сейчас, в настоящий момент. Можно быть старичком в двадцать лет, и крутым парнем в шестьдесят. И это тоже в порядке вещей — как и то, что женщину в пятьдесят невозможно отличить от тридцатилетней, если она имеет спортивную фигуру и следит за своей внешностью с фанатизмом вегана, преследующего «мерзких злобных мясоедов».

Дорогая женщина. Очень дорогая! И какого же черта она делает в моем медвежьем углу? Неужели это…посланцы от черной ведьмы?! Ух ты…а я как-то уже и забыл о нашем с ней договоре! Вот только что я могу сделать, ведь ни черта же не умею пользоваться своими способностями…как бы мне не облажаться!

Впрочем, вполне вероятно, что дело касается всего лишь сельского участкового, каковым я так сказать — имею честь являться.

— Здравствуйте! — голос женщины был густым грудным контральто, породистый такой голос, как и она сама — Вы Василий Каганов?

— Василий Каганов — не стал запираться я — С кем имею честь?

Рядом с такой женщиной хотелось выражаться исключительно в эдакой стародворянской манере: «Я к вашим услугам, сударыня! Для меня честь быть вам полезным!» Смешно, право слово. Или что-то вроде мимикрии? Попадая в круг людей определенного социального слоя подсознательно тут же подстраиваешься под их стиль общения. С урками начинаешь говорить «приблатненно», думая что они так лучше понимают, с новой аристократией на их языке — том языке, на котором как тебе кажется они говорят в этом самом своем высшем обществе..