Андрей Колесник - История Темного Властелина

Дикии ходят по округе уже не первый день. Наверняка все мужчины села решили, что смогут справиться с чудовищами, как делали это каждую зиму. Но где ж им знать, что чудовищ не десять и не двадцать. Они ушли все от мала до велика — стариков здесь не водилось — забрав с собой все, что могло хоть как-то сойти за оружие. Ушли. И пропали. Не их ли мужчин мы видели с гряды?

Слушая сбивчивые объяснения, рев и истеричные завывания, я видел, как сжимаются кулаки Мертводелов. Как играют скулы на лицах, снявших свои шлемы. И как они переглядываются меж собой.

— Мой Дракон, — пряча глаза, сказал Реваз. — Дозвольте нам встретить их здесь. Дети.

— Вы не сможете защитить их всех, — сказал я. Сказал, только для того чтобы сказать хоть что-нибудь. Мой главный защитник и помощник. Тот кто не один раз спасал мою жизнь и без которого я давно был бы мертв. Он избегал сейчас смотреть на меня. И просил оставить их здесь. Я взглянул за его спину. Черные ряды были недвижимы. Но все они ждали моего ответа. И Мертводелы. И остатки Драконьих Призраков. И старик Биргер. И несчастные селянки, одетые не лучше нищенок промышляющих в городах. И их ревущие дети, большинство из которых проведет здесь всю свою жизнь. Только Гуно не ждал ответа. Он не подчинялся мне, но решил все для себя. Он оставался.

— Дикиев слишком много. Вы сами это знаете.

— Пусть даже так. Мой Дракон, позвольте нам остаться. Ведь мы воины, а не сброд разбойников. Может это и не правильно, но мы должны остаться.

Понятно. Вот оно что. Дело чести. Я сам поощрял в них честь. Гордость настоящих воинов, а не продажных бандитов с мечами. Сейчас в моих собственных руках было решение кем им себя считать. Кем остаться мне в их глазах — подлинным Темным Властелином или простым атаманом бандитов. Я не Наместник. И не Лис.

— Это просьба всех вас?! — чувствуя, как образовывается в душе сосущая пустота, громко выкрикнул я. Молчание. Стало быть, да. Что ж.

— Хорошо. Хорошо! Будь так, как вы просите. Оставайтесь здесь и дайте бой дикиям, защищая жительниц Триградья!

Это слова, которых от меня все ждали. Они взревели, потрясая кулаками. Над селом заметались перепуганные воробьи и скворцы.

— Но у вас почти нет шансов, — тихо сказал я одному лишь Ревазу. Воин кивнул:

— Я понимаю. Зато шансы появятся у этих женщин и их детей. Шансы выжить. Если мы поедем к замку то столкнемся с дикиями позже, а прежде они от села камня на камне не оставят, разыскивая живых. Если же их встретим мы… Вы ведь знаете, что дикии дуреют от запаха человеческой крови, — он виновато улыбнулся. — Мы им дадим бой. Здесь будет много крови и если бабы попрячутся в подполы, то железные болваны никого не сыщут. Не смогут почуять разницу между пролитой кровью и кровью струящейся в венах.

— Будь, по-вашему, — пустота в душе заполнилась предгрозовой тяжестью. Появилось предчувствие, что все эти ликующие великодушию Дракона воины и преданный Реваз, и даже Гуно… что всех их я вижу в последний раз.

— У меня будет только одна просьба к тебе.

— Все что пожелаете, — привычно отозвался воин, обозревая ряды конников заполонивших околицу. Воины все пребывали и пребывали, однако не было сомнения, что теперь уже никто из них не захочет уехать отсюда. Общая судьба.

— Дай мне свой меч.

Альбинос спрыгнул с коня и шутовски поклонился Тольяру:

— Новый избранник, этой прелестной особы?

— Кто ты такой? — твердо спросил парень, обращая внимание на содрогнувшуюся Велари. Не укрылось это и от харранца.

— Я? Прелесть, неужели ты не рассказывала этому доброму молодцу об увлечениях своей молодости? Пускай бы в полной мере оценил размах твоей фантазии — мы ведь немало пережили. Столько сладких моментовэ

Под весельем скрывалась ярость.

«Нельзя злить его еще больше, — до боли закусив губу, подумала Велари. — Он и так в бешенстве. Еще бы, после того, что с ним попытались сделать».

Несмотря на бодрый вид Корнелий щеголял повязкой на запястье и одеждой явно с чужого плеча. Волшебные доспехи стали добычей солдат, в свою очередь полегших от рук Мертводелов. Только меч на бедре Ассимура был прежним.

— Очень своевременная у нас выходит встреча, — продолжал изгаляться Корнелий, прогуливаясь из одного конца дороги в другой. — После твоего небольшого предательства, радость моя, я просто жаждал увидеться еще разок. Поболтать по душам.

— Прекрати это, — потребовала девушка. — Чего тебе надо?

Харранец застыл, не донеся ногу до земли. Развернулся и, прищурившись, спросил:

— Парень, не знаю, как тебя зовут, но прямо сейчас ты можешь развернуть коня и уехать. Езжай и никто не назовет тебя трусом, поверь мне, это будет правильное решение.

— Меня зовут Тольяр, — спрыгивая с коня, представился парень. Велари не оставалось ничего другого кроме как последовать за ним.

Ветер шуршал в высохшей траве и о чем-то шептался с роняющими красные листья кленами. Корнелий Ассимур потупив взор в муравейник, расположившийся прямо у дороги вздохнул с неподдельным сожалением:

— Вот оно значит как. Нашла, — его взгляд снова уперся в лицо парня, но теперь там уже не было ни ехидства, ни издевки. — Ты и есть Тольяр? Серьезно? Жаль, что не выпала удача познакомится раньше. Думаю, что ты не уедешь.

— Правильно думаешь, — обняв Велари, кивнул Тольяр. — Не знаю, кто ты и что вас связывало в прошлом, и не хочу этого знать. Мне все равно. Я не брошу её. Советую тебе, оставить нас в покое. Садись на коня и езжай прочь.

— Покой? А что вы в нем делать будете? Скоро наступит зима и ваш покой превратится в вечный сон. Недолго осталось этому дикому погрязшему в грязном варварстве мирку. Но если ты так хочешь… — волна воздуха ударила в их лица, за миг до того как мечи Тольяра и Ассимура соприкоснулись. Альбинос был вне себя от ярости. Тольяр — спокоен.

Зашелестели мечи, сталкиваясь на граничной для человеческих возможностей скорости, а их носители, вторя клинкам, закружились друг перед другом, как подхваченные ветром листочки.

Они выглядели одинаково ловкими этот жилистый парень получеловек с насыщенным гневом алебастрово-белым глазом и бледный, как снега северных островов, альбинос с горящими демоническим пламенем глазами. Один всю свою жизнь то сражался с довлеющим над его родом проклятьем, то бежал от него. Действовал то мечом, то хитростью. Другой был выращен в ненависти, как цепной пес. Он умел многое, ибо всю жизнь доказывал всем, что лучший, но все время был нужен лишь для двух вещей. Для политики и для насилия.

Такие разные в своих намереньях, в своем видении мира они сошлись в бою на перекрестке, из которого существовал путь только для одного. Тольяр отказался от того, что долго считал делом своей жизни, ради чего-то другого. Другой жизни, может быть. Ассимур впервые делал что-то, чего не требовали его добрые воспитанники. Он дрался с ожесточенным сердцем ради… ради чего? Из ненависти? Или вопреки ней?