Андрей Колесник - История Темного Властелина

— Подорожную, предъявляем! — страж выглядел усталым. Наверно, в сотый раз за день повторенное требование звучало почти жалко.

Купец в синем жупане с нарядными золочеными галунами молча протянул берестяной лист. Стражник пробежал взглядом по тонким стежкам знаков и уныло вздохнул. Украдкой покосился на заглядывающего через плечо напарника; тот с недовольством кивнул, что-то быстро шепнув товарищу на ухо. Лицо старшего смены стало еще тоскливее.

Из столицы прибыл посадский воевода Молотеев с огромной свитой. Проверять нерушимость союзной межи и воинские порядки в приграничном детинце. И первым же делом седоусый вояка, вместо того чтобы как всегда проводить время в длительном запое или развлекаться охотой в прилежащих лесных угодьях стал, в самом деле, проверять. Да так, что сам начальник гарнизона пошел лично досматривать всех проходящих кордон. А он, в свою очередь, вволю оторвался на несчастных десятниках.

Мало того, что теперь день-деньской приходится торчать на проклятом солнцепеке старательно фиксируя нескончаемый поток выезжающих, так ведь делать это приходится практически бесплатно!

Большинство проходящих через тридцатисаженные Стояровые Ворота не имели ни совести, ни жалости. Никто из них не спешил нарушить установленный порядок прохождения границы. Никто, совершенно никто, не жаждал порадовать сердца доблестных воителей положенной мздой. Платили только за указанные в подорожных вещи. Ни монетой больше.

И так целый день. Стража медленно зверела, отчаянно мечтая встретить хоть одного пройдоху. Хоть одного. То-то оторвались бы они за все сегодняшние неудачи!

Но у всех проходящих кордон были эти блазеневы [1] Блазень — мелкий шкодливый дух, отличающийся сварливым характером. подорожные! У всех до самого последнего хромоногого замухрышки!

Потный и злой от жары начальник гарнизона благим матом орал на любого подчиненного, а те в свою очередь могли лишь копить злость. Вот «синий жупан» — в старое доброе время он бы за содержимое своих ларей отвалил не менее сотни царских гривен. Да еще и за красно-бурый мех огненного горностая, запрещенный, между прочим, к вывозу отдал бы в руки стражи полусотню!

Но у него эта клятая береста с драконьим оттиском!

— Куда и с какой целью путь держите? — скрипнул зубами десятник, бессильно возвращая подорожную владельцу.

— В Грейбрис, — охотно ответил краснощекий купчишка. — По торговым делам.

Десятник ослабил ремешок на шлеме, точно тот сдавливал горло и совсем уж безнадежно уточнил:

— Надолго?

— Седмица-полторы, — не удивившись нескромному интересу, ответил «синий жупан». — Я могу быть свободен?

Седмица-полторы. А как же еще? По мирному договору между Брайдерийским Царством и раздольным Триградьем торговые дела дополнительным налогом не облагаются, а визиты, по оным делам совершаемые на срок до двух седмиц не требуют выправки соответствующих грамот.

Короче сплошное разорение. Блазенево Триградье, чтоб ему жабой подавиться!

— Я могу быть свободен? — переспросил нетерпеливо купец, видя, что десятник погружен в свои мысли.

— Кто это с тобой? — стражник обратил внимание на правящего возком купецкого служку. Молодой парень со светлыми выгоревшими волосами, жилистый и загорелый, смирно смотрел перед собой единственным глазом. На втором у него была черная повязка.

— Возница мой — Камыш.

Услыхав своё имя, парень изволил обратить внимание на недобро щурящегося десятника. Не пожалел короткого равнодушного взгляда.

— Кто таков?

— Да говорю же…

— Не у тебя спрашиваю, торговый человек. Пускай сам ответит!

Купец отчего-то замялся и быстро взглянул на возницу. По счастью эта растерянность укрылась от придирчиво рассматривающего одноглазого десятника. Возница ссутулился и подобострастно улыбнулся:

— Камыш. Так тятька назвал, ага! Барину службу справляю, за лошадками приглядываю, ага!

Десятник брезгливо поморщился, слушая по-деревенски выделяющиеся возницей буквы. Самый что ни на есть сельский лапоть. Ишь с виду жилистый да выносливый, а как присмотришься — таракан.

— А чего с глазом? — кивнул десятник на повязку.

— Ась? Вижу, с Семаргловой помочью! — обрадовано заверил возница.

Помощник десятника от такой глупости аж сплюнул на землю. И где такое быдло тупое растят?

— Я спрашиваю, что со вторым глазом, дурень? — превозмогая желание отходить болвана дубинкой, как мог вежливо уточнил досмотрщик.

— Дек, я на яблоньку ходил, как стукнуло десять зим, — видя начавшее краснеть лицо десятника, парень заторопился: — К соседскому наделу! Однажды дед Быр узнал, да и собак спустил! А я быстренько на деревце — затаится — да в темноте на ветку и налетел. Глаз остался да токмо не вижу им…

Нескладный, словно нарочно глупый рассказ десятника не тронул совершенно. Этот возница ему совсем не нравился — может, виной тому была его манера держаться? Совсем она не вязалась с внешностью удальца. Стражник даже хотел потребовать от парня снять повязку, чтобы самолично убедится в увечье.

— Какого лешего вы её туда поволокли! Дребень! Дребень, песий сын, где ты есть?! — вопль начальства раздался так неожиданно, что десятник едва не подпрыгнул. По счастью звали не его.

— Ладно, сиди себе, лапоть! — махнул он рукой на парня и перевел взгляд на купца.

— Я могу быть волен? — со всем мыслимым вежеством поинтересовался тот.

— А мзду по описи? — бухнул десятник в ответ, свирепо сдвигая брови.

— Я уже заплатил, — кивнул «синий жупан» на кошель в руках другого стражника. — Тридцать пять царских гривен с полтиной.

«Вот свинья! А знаешь ли ты как тяжело вот так целый день ишачить? Все чтоб только такие как ты могли мошну потуже набить! Небось, паленым припечет, сразу за наши спины прятаться будете… или под крыло к Триградскому хозяину переметнетесь! Конечно у вас же дом там, где прибыток!»

Это и многое другое захотелось выпалить десятнику в сытую рожу купчишки. Ах, как он ненавидел в такие минуты продажных подлых людишек, торгующих с Триградьем! А ведь во всем виновен не к ночи помянутый хозяин Триградья! Он и никто другой, виновен в том, что начальство уже всю плешь проело и денег от всех этих предателей добиться нельзя!

Вместо такой вот пламенной отповеди десятник лишь, как предписывала Царская грамота, «улыбнулся радушно честному царскому подданному». Оскалился, зыркнув исподлобья и неохотно махнул рукой:

— Пропустить!

Крытый возок весело прогрохотал по брусчатке и немного погодя скрылся за раскрытыми створками, двинувшись в недра вольного Триградья. С той стороны кордонов или аванпостов не было; дымила печными трубами небольшая, душ в триста, деревушка. Десятнику не вовремя вспомнился самогон, который они брали у местных. Хорош, как ни крути!