Андрей Колесник - Стихия Перемен

— Все что вы говорили у стен города, три дня назад… правда?

Глаза цвета замерзшего моря вперились в человека с неожиданной агрессией.

— Это будущее, которое сегодня станет настоящим. Исход начался. Прощайте.

Когда пустой корабль со скучившимися у борта людьми отдалился в туман, безошибочно разыскивая тайные пути которыми можно было бы добраться до острова Харр всего за полдня, оставшийся на берегу Апостол развернулся и быстро пошел к мысу на котором в туманной жиже горел огонек маяка. Тоскливо кричали ищущие добычу среди льдов птицы.

Три дня назад хозяин города Лис послал ему навстречу своих мясников. Чтобы одеть кандалы и привести его в город как раба. Их кости белели сейчас по всему побережью. Благодаря простенькой демонстрации силы Апостол вселил в сердце градоправителя такой страх, что тот не стал перечить семерым беженцам, оставившим городские стены. Хотя Апостол предлагал уйти трем десяткам избранных. Честно предупреждая, что явился через три дня все кто населяет Хёргэ умрут.

Возле маяка его уже поджидали. Команда стрелков выстроившись у деревянной пристройки к продуваемой ветром каменной башенке, при виде песочно-синей фигуры припала одним коленом к земле, упирая саадаки в снежный наст. Лучники, подчиняясь окрику десятника отпустили тетивы, дабы не дать чудовищу подойти на расстояние удара. Но в том не было нужды. Семьдесят шагов. Продолжающий идти Апостол лишь выставил вперед правую стальную ладонь и смертоносные певуньи разлетелись в стороны натолкнувшись на щит холодного ветра. Шестьдесят шагов. Быстро и слажено наложившие стрелы лучники дали второй залп. Ветер разбросал его по колючим сухим зарослям. Апостол равнодушно считал шаги, не обращая внимания на то какой суеверный ужас отражается на лицах простых вояк. Маг. Они думали, что имеют дело с магом. С детства воинов учили, что магия смертоносна, но никакое волшебство не справится с понятной, простой сталью. Главное найти слабое место. Лучники были воинами до мозга костей. Они верили только в свое оружие. Знали, что слабое место есть у каждого. Потому дали третий залп.

Пятьдесят шагов. Стрелы полетели с утеса в беспокоящееся моря. Сорок пять шагов. Поздно. Апостол прикоснулся холодными пальцами правой руки к принявшемуся пульсировать символу своего цехового знака. И взглянул в глаза стрелков.

Спустя сорок пять шагов он мерно переступил через истлевшее до костей тело ломая ударом ноги гриф одного из луков и распахнув дверь маяка вошел внутрь. Оставляя десять костяков в одежде воинов Хёргэ припадать снежком.

… С маяка прибрежная зона была видна как на ладони. В частности очень хорошо смотрелся спрятавшийся за неприступными стенами Хёргэ. Апостол извлек из сумы складную подзорную трубу. Да. Его угроза воспринята всерьез. Сегодня его ждет вся армия города. Обреченного как бабочка-однодневка.

От жаровни маяка шло приятное сухое тепло, которое погруженный в себя Апостол совершенно не чувствовал. Из походной сумки показалась складная навощенная доска с золотыми углами. Раскрывшись она легла на подоконник. Золотые края изукрасил орнамент, который при тщательном рассмотрении оказывался сложной вязью символов, чей смысл знал лишь один вид существ во всем мире. Архитекторы. Лаково поблескивающее стоклеточное поле, походило на шахматную доску. И было одним из опаснейших творений магов острова Харр.

Огонь играл на треугольном лице Апостола, что склонившись водил над доской стальной рукой. И воздух над клетками чуть заметно содрогался от боли. На далеком-далеком острове протяжно завыла одна из девяти медных труб, обращенных на юг. Ставший вдруг штормовым ветер стал прорезать море широкими бороздами, заставляя холодные воды в одно мгновение вскипать паром.

— Эти люди так забавны в своем упрямстве, — обращаясь к пейзажу за окном мерно сказал Апостол. — Помнят о мелких суевериях. Трясутся от страха в «нехороших» местах. Дрожат от страшных сказок темными ночами. И забывают о куда большей опасности. Той, что зыбко дремлет в стороне. Им же кажется, что это непоколебимо застывшая скала. Наивные. Привыкают к смутной тревоге в своих мелких душонках так, что даже смеют забывать о её первоисточнике. Пора бы напомнить зазнайкам, что такое настоящий ужас!

С этими словами Апостол занес руку над доской. И море у берега, выше того места куда причаливал корабль, вскипело облаками рвущего туманное небо испарений.

Кошмарный звук трубы острова Харр достиг берегов Триградья. И воды моря взорвались. Водные валы в обрамлении белой пены вознеслись к самому небу, выбрасывая мертвую рыбу, распугивая все живое. В дальнем конце шахматной доски неожиданно заклубилась миниатюрная копия Хёргэ, слепившаяся из белесой мглы. Будто задутое погасло пламя маяка.

Гонимые реющим над водой стоном из моря выходили чудовища. Камни побережья дробились в мелкую гальку под когтистыми гранитными лапами. Ветер выл и плясал обезумив вокруг длинных хвостатых фигур. Лишенные верхних половин голов живые статуи щерили клыкастые пасти, над которыми были лишь глазницы с пустым нутром, заполненным оживленным стонами трубы острова Харр ветер. Из глазниц и ноздрей вытекали зеленоватые струи морской воды. Стекающая по перевитым каменными мускулами телам вода испарялась от раскалившегося гранита. Верхние половины черепов представляли собой подобие шкатулок без крышек, заполненные сгущенным воздухом.

Каменные твари с заполненными ветром черепами выбирались на берег неуклюжими, медлительными движениями. Одна, десять, сто… побережье заполоняли живые изваяния. Выходя они строились правильными прямоугольниками, ветер с шумом вылетал из голов и горгульи снова становились неотличимыми от обычных скульптур. Апостол, зависнув над магической доской ждал.

Когда рокот трубы, поселивший беспросветный ужас в душах всех слышавших стих и покоренный ветер, дававший жизнь граниту иссяк на побережье выстроилось больше двух тысяч каменных статуй.

Поглядев в подзорную трубу еще раз Апостол заметил смятение в рядах защитников стен. Они еще не видели выходцев из моря. Но звуки трубы, выворачивающей нутро наизнанку и сошедшее с ума море для многих оказались достаточным поводом понервничать. Некоторые бросив оружие молился на коленях, глядя как небеса охватывает разъедающий облака пар.

— Мой ход, — провозгласил Апостол поднимая руку над полем, в ближнем углу которого заполонили клетки тысячи крохотных комочков белого тумана.

Небо над берегом заволновалось, смешиваясь с испарениями, обращаясь сине-белой кисеей. От одного только вида этого зрелища люди могли сойти с ума. За дело бралась самая страшная из школ магии. Школа острова Харр. Сине-белые облака, сожравшие небо извивались вспухая белыми космами. Вращаясь, превращались в многочисленные воронки. Ветер в вышине хлестал сам себя и рвал крышу маяка, бился о море, сдирал кору с растущих на побережье деревьев, поднимал вьюгу. С небес к земле потянулись тонкие ниточки воздушных хоботков. Пальцы перекроившей небеса магии тянулись к гранитному воинству. Стоило хоботку достичь статуи, как он наполнял чашу-череп, в пустых глазницах появлялась снежная мгла и… горгулья потягиваясь оживала. Берег заполнялся хрустящим звуком, а воздух над ним пронзили тысячи быстро вращающихся тонких смерчей. Воздух в ужасе рыдал, а вооруженные горожане на стенах, молча вставали на колени. Некоторые беззвучно оседали, ибо не каждое сердце могло выдержать такой страх.