Шеннон Чакраборти - Золотая империя [litres]

Она распахнула крышку и ткнула пальцем внутрь.

В любое другое время он бы дважды подумал. Но он чуть не падал в обморок, а шаги за дверью стремительно приближались, и Дара упал в сундук. Женщина захлопнула крышку, и все погрузилось в темноту.

Здесь стоял такой насыщенный запах льняного масла и мела, что Дара с трудом сдерживал кашель. Кисти кололись, раненое плечо горело, но небольшая щель в дереве пропускала немного света. Дара прильнул к ней глазом, успев заметить, как сахрейнка прикрывает пятно крови на полу старым половиком. Он заерзал, устраиваясь так, чтобы рассмотреть все получше, и в этот момент шаги за дверью стихли.

Движение дорого ему обошлось. Новая вспышка боли пронзила плечо Дары, и перед глазами все поплыло. Он повалился на пол сундука.

Послышался нетерпеливый стук, а затем звук открывшейся двери. Мужской голос, говоривший на джиннском. Слова доносились с пятого на десятое. Бич. Сбежал. Элашия . Сахрейнка, кажется, молчала.

А потом раздался грубый голос Акисы:

– Она мотает головой. Значит, она ничего не знает, так что хватит к ней приставать.

Послышалось возражение, а затем довольно отчетливый стук, точно что-то – или кого-то – прижали к стене.

– …а я сказала, оставь ее в покое, – процедила Акиса. – Двигаемся дальше. Он, наверное, отсиживается в другой стороне.

Тьма сгущалась, по руке текла горячая кровь. Щеки были мокрыми – то ли от слез, то ли тоже от крови.

Дара закрыл глаза и провалился во тьму.

Крышка сундука распахнулась, выдернув Дару из забытья. В поле зрения показались два лица, оба с изумрудными глазами. Одно принадлежало его сахрейнской спасительнице, другое – пожилой тохаристанке.

Полуживой, обезумевший от боли, лежа в луже собственной крови вперемешку с растворителем краски, Дара смог только прохрипеть приветственные слова:

– Да будет гореть ваш огонь вечно.

Тохаристанка застонала.

– Не такой сюрприз я ожидала найти в твоей мастерской.

Вторая женщина, которую звали Элашия, устремила на нее умоляющий взгляд, обводя их троих жестом.

– Он не один из нас , – яростно возразила тохаристанка. – Порабощение ифритами – не оправдание всему, что натворили они с Манижей. – Она коснулась лица Элашии: – Любовь моя, о чем ты только думала? Я знаю, что у тебя доброе сердце, но они приютили нас и позволили остаться здесь под их защитой, а ты укрываешь их врага?

Дара попытался сесть, сипло выдыхая клубы дыма.

– Я не хочу доставлять вам хлопот. Я могу уйти, – добавил он, ухватившись за край сундука здоровой рукой.

Тохаристанка пнула сундук ногой, и удар отозвался в его теле болезненным эхом.

Дара ахнул и упал обратно.

– Ты можешь оставаться на месте, – предупредила она. – Не хватало еще, чтобы твои кровавые следы привели потом к нам.

Из глаз сыпались жгучие искры.

– Да, – еле слышно согласился он.

– Огонь или вода? – спросила она со вздохом.

– Что?

– Огонь или вода, – повторила она, словно обращаясь к несмышленому ребенку. – Что тебя оживляет?

Он крепко зажмурился от новой вспышки пульсирующей боли в плече.

– Огонь, – прохрипел он. – Но… это не имеет значения. В меня выстрелили каким-то железным снарядом…

– Пуля. Ну что же ты. Я старше тебя на тысячу лет и то иду в ногу с современными словами.

Дара стиснул зубы:

– Пуля застряла в плече. Она мешает мне колдовать и удерживает в этой форме.

Женщина испытующе посмотрела на него:

– Если я вытащу пулю из твоего плеча, ты сможешь уйти?

Дара уставился на нее в шоке:

– Ты поможешь мне?

– Это зависит от твоего ответа. Ты убил их?

– Постарайся говорить конкретнее.

Черты ее лица ожесточились.

– Бану Нари и принца Ализейда.

У Дары отвисла челюсть:

– Нет . Я бы никогда не причинил вреда Нари… Я пытался спасти ее.

– Что пошло не так? – не отставала женщина. – И не заговаривай мне зубы рассказами о том, что ее похитил Али. Этого не было.

– Я не знаю, – признался Дара. – Они прыгнули в озеро, захватив печать Сулеймана. Мы думаем, что они пытались сбежать, но они исчезли с концами.

Ее глаза гневно сверкнули.

– Мне очень дорога эта девушка, Афшин. Если все произошедшее во дворце привело ее к решению, что прыгать в проклятое озеро безопаснее, чем оставаться рядом с тобой, боюсь представить, сколько вреда ты успел причинить.

– Я знаю. – Голос Дары дрогнул. – Я знаю, что обидел ее, но я пытался все исправить. У Манижи был план…

– Править городом трупов?

Он прикрыл глаза.

– Я служу Нахидам, – прошептал он. – Дэвам. Я хотел свободы для них.

Последовало долгое молчание, прежде чем тохаристанка заговорила снова:

– Бага Рустам тоже шептал о свободе. Правда, только по молодости. – Она ткнула в него пальцем, и Дара открыл глаза, морщась от боли. – У тебя осталась магия, а очевидцы говорят, что иногда ты выглядишь как ифрит и можешь оживлять зверей, слепленных из дыма. Ты не такой, как мы с Элашией, верно?

Дара покачал головой:

– Был таким раньше. Более или менее.

– Манижа сделала тебя таким?

От уверенности в ее голосе у Дары по спине пробежали мурашки.

– Разве не она тебя освободила?

– Меня освободил бага Рустам. – Она встретилась с ним осторожным взглядом. – Однажды он сказал мне, что не доверяет освобождать рабов своей сестре. Его беспокоили некоторые ее устремления.

– Какого рода устремления?

Она не ответила и, скрестив руки на груди, продолжила свой допрос:

– Ваша связь все еще существует?

– Наша связь?

Женщины обменялись взглядами.

– Нахиды берут немного своей крови, когда колдуют нам новые тела, – объяснила она. – Это создает связь. Крепкую связь. Ты должен чувствовать присутствие Манижи, слышать ее зов.

Я слышал зов лишь одной Нахиды . Песнь, которая одной давно минувшей ночью забросила его на человеческое кладбище на другом конце света. Не в первый раз Дара поразился тому, как мало он знает о своем собственном существовании.

– Я не знаю, – ответил он. – Я ничего об этом не знаю.

– Тогда и пользы от тебя немного, не так ли? – Но потом она поманила его к себе: – Садись. Дай взглянуть на твое плечо.

Дара повиновался, кряхтя, когда руку прострелила новая вспышка боли.

– Проклятое человеческое оружие.

– Ах, как, должно быть, ужасно ненадолго почувствовать себя беспомощным. – Она разорвала его пропитанную кровью рубаху, убирая ткань от раны. – Они запомнят, как это на тебя подействовало.

С каждым нажимом ее пальцев Даре становилось все труднее оставаться в сознании.

– Я тоже.

Она села рядом с ним на пятки.

– Пуля засела неглубоко. Я могу достать инструмент и извлечь ее. Будет больно и некрасиво, но ты сможешь сбежать, а Манижа уже позаботится о тебе должным образом.