Майкл Салливан - Эра войны. Эра легенд [3-я и 4-я книги серии] [сборник litres]

С той стороны Грэндфордского моста затрубили рога. Начался второй день битвы, однако девочку это не интересовало. Она подбежала к лежащей без сознания фрэе.

– Арион!

Ни движения, ни дыхания, ни звука.

– Нет!

Сури запела заклинание. Теперь она знала, чего ожидать. Девочка распахнула дверь в потусторонний мир, ворвалась туда и с разбегу нырнула в черные холодные воды реки смерти.

Арион! Арион! Я здесь! Я спасу тебя! Держись! Я здесь! Ты только держись!

Ее крики тщетно разносились в тишине загробного царства.

Река была пуста, темные воды чисты.

Фрэю унесло течением.

Мовиндьюле едва не погиб, спускаясь с разрушенной скалы. Узкая тропка не годилась для бега, а тем более для панического бегства, к тому же теперь на ней валялись обломки камней. Принц трижды поскользнулся и один раз ударился коленом так, что слезы брызнули из глаз. Он мчался вниз сквозь облако удушливой пыли, поднятое взрывом.

– Что это было? – выкрикнул он, добравшись до самого низа. Раньше ему не приходилось так быстро бегать: легкие горели, сердце бешено колотилось, но он продолжал бежать, понимая, что нужно поскорее убраться отсюда. – Я думал, мы убили ее!

Молчание.

– Джерид! Джерид, отвечай!

Я не знаю.

– Что значит «не знаешь»?

То и значит. Что тут непонятного?

– Ты ведешь себя так, будто тебе известно все на свете, а я чуть не погиб.

Я предупреждал, это небезопасно.

– Но мы ведь убили ее! Она умерла, я сам видел.

Да. Арион мертва.

– Может, она подстроила ловушку, которая сработала после ее смерти?

Нет. Такое невозможно.

– Тогда что?

Там был кто-то еще.

– Да, какая-то рхунская девчонка. Но она не могла…

Мовиндьюле вспомнил гибель Гриндала. Тогда Арион защищала какую-то рхунку со словами: «Она владеет Искусством».

Что не могла? Почему ты замолчал? О чем ты думаешь?

– Та рхунка, – произнес Мовиндьюле. – Она владеет Искусством.

Не может быть.

– Я уже видел ее раньше, когда был здесь с Гриндалом. Он наложил на всех заклятие молчания, но она заговорила. У нее талант.

Одним талантом тут не обойдешься. Мы с тобой едва не погибли. Удар был такой силы, что мне показалось, у Авемпарты есть башня-близнец.

– Не «мы», а я едва не погиб. Я! Тебе-то ничего не угрожало.

Ты жив. Все закончилось. Хватит делать из мухи слона.

– Из мухи слона? Да я чуть не умер! Что тут непонятного?

Это война, а не увеселительная прогулка. К тому же ты сам вызвался.

– Я принц, а не простой солдат.

Смерть не разбирает кто есть кто. Поневоле задумаешься о ценности привилегий, не так ли?

– Я все еще бегу, то есть быстро иду, чтобы смыться оттуда. Нечего менять тему. Что если я прав и удар нанесла рхунская девчонка?

Наступило долгое молчание. Мовиндьюле уже вернулся в лагерь, когда в его голове вновь раздался голос Джерида:

Тогда Тараней прав. Дьявольски прав.

В кузнице Алон-Риста гораздо лучше, чем в хижине в Далль-Рэне: много места, топчан, большой горн, наковальня, желоб для воды, верстак с инструментами – и никаких призраков. Последнее особенно приятно. Ивер никогда не бывал здесь, и ничто не напоминало Роан о покойном хозяине. Тем не менее, она не спала на топчане. Он стоял в кузнице скорее для видимости, как уступка Гиффорду и гномам. Роан сама им не пользовалась. Она работала до тех пор, пока не падала от усталости где придется, – хорошо еще, что ни разу не свалилась в горн. И всегда просыпалась на топчане. Маленькие человечки относили ее туда, а утром говорили, что она просто не помнит, как добралась до постели. Сначала Роан им верила, а потом осознала – просыпается-то она заботливо укрытая одеялом и без башмаков.

Роан, Потоп, Мороз и Дождь – их называли «Кузнец и подмастерья», «Дева и три гнома», но чаще всего «Она и эти» – сильно сблизились. Всех четверых отличали трудолюбие и добросовестность. Они почти не разговаривали, впрочем, им и не требовалось. Их общение сводилось к нечленораздельным звукам и жестам. Наклон головы означал «добавь угля», а кивок – «поддуй мехи». Гномы спали так же мало, как и Роан, но не потому что не нуждались во сне. Если Роан работала, то и они вместе с ней.

Работа выматывала все силы, но и этого ей было недостаточно. Раньше Роан пыталась забыть об Ивере, и тяжелый труд помогал как нельзя лучше. Теперь она и не вспоминала о старом резчике, однако вовсе не из-за занятости. За последние два дня Роан ни разу не притронулась к молоту, получившему имя «Большая Колотушка». После отъезда Гиффорда она не разводила огонь в очаге, не полировала металл. Все два дня девушка просидела в углу, сжимая забытый им костыль: плакала, теребила волосы, грызла ногти или просто смотрела в никуда.

Роан почти всю жизнь провела в страхе. Животный ужас вошел у нее в привычку. Со смертью Ивера все изменилось. Теперь шла война, правда, она казалась безликой и далекой. Бояться войны – все равно что бояться голода или чумы. Эти невзгоды не страшили Роан так, как перспектива оказаться запертой в крошечной хижине наедине с огромным мужчиной, которому нравится ее мучить. После смерти Ивера половина ее жизни как будто исчезла, а вместо страха пришло чувство вины.

Роан убила своего хозяина. Несмотря на все доводы Гиффорда, девушка не могла найти себе оправдания. Ей начало казаться, что она и сделала Ивера таким. Тот никогда не был жесток к другим людям. Все в далле его любили. Значит, дело в ней; она будила в нем зло. А если ей удалось сбить Ивера с пути добра, она может дурно повлиять и на других.

Ты всю жизнь была для меня обузой и станешь проклятием для любого, кто тебя полюбит. Такова уж твоя суть, Роан. Ты – подлая дрянь и заслуживаешь того, что я сейчас с тобой сделаю…

И вот теперь, когда Роан начала надеяться, что ей удастся жить дальше без тошнотворной тревоги, заставляющей колотить молотом по наковальне до потери сознания, страх вернулся. Однако на сей раз то был другой страх.

Девушка смотрела с парапета, как Гиффорд пересекает мост и мчится по лагерю фрэев. Она молилась всем богам, чтобы он не погиб. Жить в ожидании боли ужасно, а без Гиффорда – еще хуже. Ивер не был полностью предсказуем, но Роан научилась принимать меры предосторожности, чтобы уберечься от большой беды. Она знала, как поддерживать чистоту, какие вещи можно трогать, а какие нельзя. Еще она знала, что нужно молчать, а если хозяин позовет, отвечать немедленно и никогда, никогда не защищаться от ударов – иначе он бил еще больнее. Когда Ивер засыпал, Роан немного расслаблялась и вздыхала с облегчением. Сейчас она ничем не могла помочь Гиффорду, и не было спасения от страха, сдавливающего горло. А вдруг он погиб, а вдруг он… Один и один будет два, два и два будет четыре, четыре и четыре будет восемь…