Тимур Рымжанов - Слуги ветра

— Дам семь золотых грифов за обе вещицы, — заявил Най уверенно, — и еще серебряный гриф во славу духов, свершивших этот договор.

— Достойный сын своих родителей, гордость отца, утешение матери — вот истинная причина, по которой духи так благосклонны к твоему славному роду. — Поправив повязку на своем больном глазу, торговец расплылся в довольной улыбке, оголяя ряд ровных золотых зубов. — Семь золотых за кольцо и пряжку и два грифа серебром во славу духов и предков, подаривших миру такое благородное дитя.

Я только умиленно улыбался, видя, как идет этот договор. Сам бы не пожалел и десятка золотых за такую отменную чеканку и резьбу, которой, право, не могли похвастаться и ювелиры Филадеи, издревле считавшиеся знатными мастерами. В знак свершения договора купец протянул руку, и Най уверенно пожал ее, соглашаясь с результатом торга. Чтобы действительно подтвердить свой воспетый статус и не ударить в грязь лицом после стольких похвал и лести, Най отсыпал чеканщику не семь, как договаривались, а восемь монет, и два серебряных грифа свыше. Торг торгом, а оценить по достоинству работу мастера можно было только таким способом. Ответная лесть владельцу товара считалась дурным тоном, и Най, похоже, это знал не хуже меня и самого торговца.

В памяти еще свежи были зловонные катакомбы, сточные канавы под городом, через которые мы бежали от тюремных ям. Мои скромные пожелания побыстрей завершить дело с покойным ныне капитаном Таусом и отправиться довольным к теплому побережью. Но нет ведь, стою сейчас под мелким, моросящим дождем и чувствуя, как небесная влага жадно пропитывает кожаный камзол. Ведь не хотел же, не желал связываться, но вот стою сейчас под угловатым брюхом небесного фрегата и с каким-то удивлением и трепетом вспоминаю неприятное, можно сказать суровое, испытание последнего, стремительного полета. Это так же волнующе, как выигрыш большой ставки в азартной игре. Это щекочет нервы, это будоражит сознание. Обчищая закрома да схроны толстосумов, не испытываешь столько удовольствия, сколько в короткий миг, когда чувствуешь, что оседлал ветер. И не просто ветер, а бурю, бушующий шторм.

Я не знаю, куда мы летим, что мы ищем, чем тешем себя в этом странном путешествии, но мне уже будет жаль, если все это вдруг закончится, прекратится в один миг, только потому что я больше не пожелаю брать на себя ответственность за все происходящее на самом корабле и за его бортом.

Най стоял на палубе, с удовольствием рассматривая новый кинжал, который ему подарил старик Тром, пожертвовав несколько золотых из своей доли. Это было хорошее оружие, добротное, дорогое. Довольно умело ухватив опасное лезвие, Най совершил несколько резких выпадов в пустоту и неторопливо убрал оружие в ножны. Опять вынул, теперь уже быстрей, и снова рассек воздух перед собой, ужалив сталью воображаемого противника.

Орадан, при виде которого прочие небоходы шарахались в стороны, вышел на середину палубы и не спеша вынул свой изогнутый клинок, отводя за спину. Най только выгнул спину тугим луком, видя этот вызов, принимая боевую стойку.

— Даю тебе право первого удара, — сказал наемник и слегка поклонился. — Все как в бою, сыграем на кошелек?

Я знал эту игру. Очень опасная, почти реальное сражение, битва в полную силу, вот только цель, которую нужно поразить, — не сердце противника, а кошелек, висящий на поясе. Любой разумный человек видя это поединок, непременно сделает ставку на пустынного волка, но я не был так скор на выводы. Мне показалась странной та ловкость, с которой Най обращался, кинжалом. Тем более после дуэли с увальнем Газаром. Я сам не считал себя последним в этом искусстве, но, видя ловкие руки мальчишки, еще подумал бы о ссоре.

Не ожидая чудес, я все же решил, что в данной ситуации решающими станут опыт и практика, но вскоре понял, что поторопился. И Най и Орадан застыли словно мраморные изваяния, высматривая друг у друга малейшую ошибку. Они не тратили сил, изматывая себя опасными и дерзкими приемами, они просто буравили друг друга взглядами, как два кота весной, не поделившие территорию, застывшие в странных, неудобных позах.

Уже через меру времени это показалось не просто скучным, но даже не понятным. Хилый мальчишка и матерый убийца застыли в напряженных боевых стойках, не решаясь сделать первый выпад. Лично я бы уже не вынес противостояния и атаковал, но у них была какая-то особая техника, свой собственный подход. Прочие, немного опухшие от вчерашнего веселья небоходы и новобранцы почти беззвучно перешептывались, за спинами передавали медные монеты, ставя на того или иного дуэлянта. Но я почему-то не рисковал участвовать в споре даже с самим собой. Весь мой опыт, все мои прежние знания говорили только за то, что ставку следовало сделать на пустынного волка. Но наемник тем и отличается от прочих вояк, что бьет быстро, умело и проворно.

Орадан приподнял левую, пустую, руку и чуть присел, сгибая колени и расставив ноги. Най в ответ еще больше развернулся левой, незащищенной, стороной к противнику. Отвел руку с оружием, увеличивая потенциальный рычаг и силу удара. Все, кто хоть немного разбирался в кинжальном поединке, прекрасно понимали, что мастерство обоих выше среднего. Но если в случае с наемником можно было не сомневаться, то мальчишка удивлял хотя бы только тем, что уже так долго сумел удержать пронзительный, почти магический взгляд пустынного волка.

Наконец Орадан узрел слабое место в защите и ударил стремительно, сильно, так, словно и вправду, намеревался убить.

Не знаю как прочие, моя позиция была удобной Для наблюдения, но даже я не заметил тех стремительных выпадов, что оборвались на волосок от смертельного исхода.

Оба кошелька, и наемника и мальчишки — сорвались с поясов и упали словно спелые яблоки. Кошелек Ная рухнул на дощатую палубу и рассыпался подрезанный острым лезвием, а вот мошна наемника не долетела до гладких досок и оказалась в руке мальчишки, успевшего отпрянуть от наемника на безопасное расстояние с увесистой добычей.

— Ура ветролову! — выкрикнул Сих, один из рудокопов, которого мы взяли из шахт.

Прочие небоходы-новобранцы только подхватили мальчишку на руки и стали раскачивать, выражая тем самым к нему свое почтение.

Первый раз я видел, как Орадан улыбается искренне и от души, не злобно, не надменно, а именно от души, с некоторой долей ликования. Я встал справа от наемника и спросил:

— Есть что-то, что ты хотел бы мне рассказать, мой друг Орадан? Еще в тот момент, когда ты загадочно улыбался, глядя на то, как у бугая Газара трясутся коленки перед мальчишкой, я понял, что тебе что-то известно. Скажи мне, что?

Выждав некоторое время, как бы собираясь с мыслями. Орадан подобрал с палубы кошелек Ная и ответил: