Евгений Кустовский - Укрощая Прерикон [СИ]

— Вообще-то да, мистер, можете! — кивнула девушка, — не могли бы вы, пожалуйста, сказать мне, Джон, куда именно мы направляемся?

— Вообще или конкретно сейчас, мисс? — спросил Мираж, — могу сказать, что не туда точно, куда они уверены, мы едем…

Он говорил тихо и остаток его слов унесло порывом ветра, даже Терри Рыбак не расслышал, что именно Мираж сказал тогда Энни, но вот что странно: когда он кончил говорить, девушка покраснела.

Колеса телеги пришли в движение, а на тот месте, где она стояла, обнаружился Старина Билл. Он заполз под нее в момент отъезда остальной банды, когда ту телегу, под которой он ночевал, забрали. Все утро Билл проспал и теперь был вынужден идти быстро, чтобы догнать уезжающих компаньонов. Чудом не сломав шейку бедра в процессе ковыляния, он с помощью Энни и Терри Рыбака с трудом и кряхтением забрался в телегу. Когда антиквариат был успешно загружен в кузов, и девушка и ее новоиспеченный слуга тут же отодвинулись от Билла подальше: одно из век старика, а именно веко того глаза, к которому вчера прилипла монетка Миража, пестрело ячменем. Он без конца тер его своими узловатыми пальцами и жаловался на то, что в округе одни лишь скалы и нету грязи, чтобы намазать болячку. Как и многие бродяги, Билл верил в целительную силу земли и вообще всего того, что попадалось ему под руку.

— И что, ты говоришь, этот мерзавец бросил тебя одну в бочке? — наверное, в сотый раз спрашивал Терри Рыбак.

— Не говори так! Он подлец, конечно, но не мерзавец, просто влюбился в меня… — отвечала Энни. — Разве можно его за это винить?

— Ну погоди-ка, как же не мерзавец… Есть-то у тебя было что, а пить? — не унимался Терри.

— Он дал мне это! — Энни показала фляжку, обтянутую кожей белки, челюсти зверька смыкались на ее горлышке.

— Что ж… Это самая стамптаунская вещь из всех, что я когда-либо видел!

Глава шестая. Ущелье смерти.

Уже второй день, как они свернули с намеченного пути. Четыре дня назад закончились желтые скалы, и началась земля. Каждую ночь, удостоверившись, что все уснули, Мираж вываливал в бочку монеты из рыбьих брюх. Он обесценивал одну корзину за другой, корпел над каждой, надеясь, что эта станет последней. До сих пор им не везло найти ничего употребимого в пищу, не считая кактусов, горькую плоть которых им приходилось чередовать с вяленой рыбой, чтобы не обессилеть. Птицы летали так высоко, что винтовки не добивали, ящерицы прятались слишком глубоко для их рук. Травы и того, что обитает в ней, им не встречалось. Уже долгое время прерии не были так жестоки к бандитам, как теперь. Руководи Мираж большей группой людей, он неминуемо столкнулся бы с ропотом. Но так как экипаж его лодки был мал, никто не раскачивал корабль, всем хотелось жить, и не было лучшего капитана, альтернативы разведчику. Только он предлагал им выход, мог вывести их к земле обетованной, спасти эти души от голодной смерти.

Поразительно, сколь многое может измениться за столь короткий срок. Еще два дня назад все было не так плохо. Все знали, куда они едут, ждали, что вот-вот начнется зелень, предвкушали города и их блага. Еще два дня назад расклад их жизни был известен наперед. Но вот Мираж приказал свернуть направо, и все переменилось, и началась неизвестность. Какое-то время они ехали по следам группы Кнута и Пита. Все ждали ответов, но никто не решался спрашивать. Наконец подчас одного из привалов Кавалерия подал голос первым, что лишь подчеркнуло необычность происходящего. Каторжник спросил у разведчика: «Уж не задумал ли ты часом нанести Кнуту еще один визит вежливости, как той ночью? А то я был бы только рад, покончи мы с ублюдком поскорее.» Мираж тут же зашипел на него, чтобы говорил потише, хотя Кавалерия говорил почти шепотом, отвел его шагов на двадцать от стоянки и что-то минут пятнадцать с ним оживленно обсуждал. По итогу они, кажется, достигли согласия, во всяком случае Кавалерия снова умолк и молчал до сих пор.

Пока ехали за первой группой, по правую сторону от них вздымались скалы, отмежевывающие центральные прерии от западных, их так и называли — Межевой кряж. Он тянулся на тысячи миль почти ровной линией, отделяющей дикий мир от условно цивилизованного. Высотой здешние утесы были на одну треть выше стен Змеиного каньона, они так же, как и стены его ущелья, имели множество неровностей, но забраться на них без принадлежностей в большинстве мест не смог ли бы даже Кавалерия и Мираж. Хотя официально империя признавала Прерикон за собой целиком, среди колонистов и неофициально имперских властей Межевой кряж считался условной границей фронтира, сразу за которой начинались земли дикарей. Таким образом, Межевой кряж для имперцев представлялся чем-то вроде маленького Рубикона на полпути к подножию большого.

Вольному народу было глубоко плевать на деления людей востока. Они даже не отличали Прерикон от остальных земель. Весь мир был их, по праву рождения он принадлежал всем и каждому в мир вхожему. От земляного червя до кондора в небесах — все имело место в Великом замысле, едином для живых и мертвых. Огненноликие позволяли себе брать силой то, что должно браться только по согласию. Поэтому Пепельногривые и Племя вороного крыла отреклись от них, поэтому Огненноликие совершали набеги за Межевой кряж, а некоторые их кланы даже позволяли себе селиться на территории людей востока. Имперцы пришли и отняли у них целый мир, почему же они не могут прийти к имперцам и взять у них то, что принадлежит им по праву? Только Огненноликим было мало своего, они брали вообще все что хотели, все что могли взять, а могли они многое. С каждым годом их аппетиты только растут, словно пожар они распространяются по прериям, сжигая все на своем пути. Они подобны табунам Прерикон, но те не хотят идти рядом с ними, вот почему клан Укротителей так силен и влиятелен: тот, кто укротит Прерикон, будет править миром.

Среди людей востока только бандиты ходили за Межевой кряж и самые отчаянные из законников, и тех и других объединяли глупость, бедность и еще одно правило, — восток всегда тяготеет к востоку. Это значит, что каждый, кто осмелится на свой страх и риск зайти за Межевой кряж, мечтает о том, как вернется к границе и пересечет ее в обратную сторону.

Никто не идет на запад от хорошей жизни. Они вернулись с запада, но вместо того, чтобы двинуться на восток, где трава, дичь и доступная вода, все богатства Прерикона собраны, Мираж вел их на север вдоль Межевого кряжа, а после совершил то, что заставило людей, идущих за ним, впервые за все время усомнится в его здравомыслии: Мираж свернул на запад, из которого они так спешили. Он увел их в неприметную щель, узкая тропа которой вела вглубь гряды скал. Таких щелей здесь было множество. Подобно политикам, зазывающим в Прерикон поселенцев, все они сулили несметные сокровища, и как все тех же зазывал обещания, каждая заканчивалась тупиком. Они надеялись, и с этой будет тоже, или что лидер их образумиться, но тропа все тянулась и тянулась, а Мираж все двигался вперед.