Амели Вэнь Чжао - Кровавая наследница [litres]

Но все же он был Юрием – ее Юрием, тем самым, который сидел под дверью ее покоев, когда ей снились кошмары. Который приносил ей подносы с пирожками, чтобы потом сидеть у приоткрытой двери и перешептываться с ней через щель.

– Называй меня Ана, – сказала она, наконец отстраняясь и смахивая выступившие слезы.

– Я думал, ты умерла, – выдавил Юрий. Он тоже плакал. – Суд объявил…

– Я не убивала папу, – голос Аны звучал умоляюще, надломленно. – Я пыталась его спасти – но я не смогла…

– Я знаю, – сказал Юрий. – Я знаю тебя, Ана. Ты всегда делилась со мной сладостями, даже самыми любимыми. Ты плакала месяцами, когда умер твой ручной кролик. Ты бы никогда не сделала ничего подобного.

Его уверенность заставила Ану расплакаться еще больше, она чувствовала себя слабее и сильнее одновременно.

– Папу отравили, Юрий.

– Отравили?

Ана кивнула.

– Той ночью я видела мужчину. Это был дворцовый алхимик, который покинул свой пост много лет назад. Он заставил папу что-то принять, и потом я смотрела, как отец умирает.

Ану пробила дрожь, и Юрий крепко ее обнял.

– Я пыталась извлечь яд. – Ана закрыла глаза, прижалась к своему другу и слова полились из нее: – Яд действовал медленно, Юрий. Он пах так же, как горькое лекарство, которое папа принимал все это время. Оно не помогало ему выздороветь. Наоборот, его состояние ухудшалось. Той ночью он принял последнюю дозу.

Ана почувствовала, как Юрий напрягся.

– Боги, – тихо выдохнул он. Ана взглянула в его исполненное ужасом лицо.

– Ана, – сказал он, сжимая рукой ее плечо. – Ты должна кое-что знать. Кольст император – твой брат …он болен.

У Аны закружилась голова от его слов.

– Что?

– Он страдает от того же недуга, что и ваш отец. Во дворце считают, что это генетическое заболевание, передающееся из поколения в поколение. Кашель, слабость и помутнение сознания, – Юрий вздрогнул. – Но если то, что ты говоришь, – правда, тогда его тоже опаивают ядом.

Кашель. Слабость. Помутнение сознания. Ана схватилась за трельяж, чтобы не потерять равновесия. Перед ней возникло лицо отца, мертвенно-бледное, с пенящейся у рта кровью, с выпученными глазами, корчащееся в муках.

Ане стало дурно.

– Это невозможно, – сказала она, но даже ей самой эти слова показались пустыми. Луку не могли опаивать ядом. Петр Тециев уже много лет не служил во дворце.

Но вдруг у него там были свои люди? Ана вспомнила страшную ночь: никто не помешал алхимику спокойно войти в покои отца.

Но пока она не найдет самого Тециева, ей остается только гадать, как все было на самом деле.

Только он мог дать ответы на ее вопросы.

Ана обхватила себя руками, чтобы перестать дрожать.

– Я возвращаюсь к Луке. Еще день здесь, а потом я отправляюсь в Сальсков.

Она поговорит с Рамсоном о выполнении своей части сделки после. Она и так уже многого лишилась и не могла позволить себе потерять еще и Луку.

– Мой брат… в каком он состоянии?

– Я покинул дворец почти десять лун назад, – Юрий склонил голову. – Когда я уходил… он все еще проводил заседания суда, но все остальное время не выходил из своих покоев.

Ане сделалось дурно от мысли, что Лука лежит один в своей спальне, а яд тем временем медленно уничтожает его тело и мозг. Отчаяние жестоким острым лезвием пронзило ее плоть, и ей захотелось прямо сейчас запрыгнуть на лошадь и помчаться в Сальсков.

Думай, Ана.

Если она вернется с пустыми руками, без Петра Тециева, ее продолжат считать убийцей и изменницей.

Государственный закон Кирилийской империи гарантировал право на справедливый суд. Из законов, которые Ана изучала под руководством папы, она знала, что вновь раскрывшиеся обстоятельства дела послужат поводом для дальнейшего расследования.

Тециев был нужен ей, чтобы очистить свое имя. Как только ей вернут ее титул и признают невиновной, она все выяснит и покарает заговорщиков.

– Я собираюсь найти алхимика, а потом вернуться назад, – повторила Ана, и на этот раз ее голос звучал уверенно.

Что-то промелькнуло во взгляде Юрия.

– Ты вернешься назад? Ана, – сказал он и взял ее за руки. – Будущее не за Лукой и не за дворцом Сальскова. Кирилийские законы веками неизменно молчали, пока права нашего народа ущемляли. Если будущее и есть, то оно точно не там, Ана.

Ей казалось, что маленький огонек надежды, едва разгоревшийся в ее сердце, медленно превратился в пепел.

– Почему нет? – шепотом спросила Ана. – Как только я расскажу Луке обо всем, он примет меры. Мы все исправим. Вместе, как…

Ее голос дрогнул.

– Как я и обещала Мэй.

Но в глазах Юрия застыла печаль, которую Ана никогда раньше там не видела; она заслонила собой воспоминания о беззаботном детстве, как осень, опустившаяся на мир после теплого лета.

– Я видел всякое и слишком многое пережил с тех пор, как ушел из дворца, Ана. Трещины, которые пронизывают нашу империю… один человек не способен устранить их. Время, когда мы можем полагаться на милость благосклонного правителя, прошло.

Ана выдернула руку из его ладоней. Ей было очень холодно. Молодой человек, стоявший напротив нее, был высоким, далеким и совершенно чужим. Он превратился в незнакомца.

Но Ана не успела ответить, как раздался стук шагов.

Он остановился, и на пороге появилась Шамира с мрачным лицом. Она поймала взгляд Аны и подошла поближе.

Следом шел Рамсон. Он осторожно нес тело Мэй. Следом за ними шагали аффиниты из Манежа. В руках они держали лампы, которые покачивались и излучали мягкий свет в окружающей тьме.

Ана взяла из рук Рамсона ребенка.

Как чигонцы хоронили мертвых? Мэй покинула родное королевство в очень раннем возрасте. Лишь благодаря сказкам и песням, которым мама когда-то научила Мэй, Ана получила некоторое представление об этом азеатском королевстве.

Вместе с легким порывом ветра, принесшим глинистый запах почвы, Ану окутало воспоминание. Зима, склонившийся ребенок, пытающийся оживить маленький белый цветочек. Дитя, мы всего лишь пыль и звезды.

– Мы закопаем ее в землю, – тихо сказала Ана.

Шамира кивнула.

– Время пришло, – прошептала она. – Пора вернуть ее домой.

Они хоронили Мэй в месте, окруженном цветами, травами и другой растительностью, бушующей в саду Шамиры. Они осыпали ее лепестками. Шамира напевала нандийский гимн.

Ана положила цветок – одну белую маргаритку – в ручки Мэй и поцеловала девочку в лоб. В последний раз она провела ладонью по волосам ребенка, а потом отошла назад. Рамсон и Юрий взялись за лопаты, и Ана смотрела, как Мэй исчезала в мягкой земле.

Налетевший ветерок заколыхал виноградные лозы и листья папоротника, принося с собой аромат снега и цветов. Мэй была светом, жизнью и надеждой; боги вернут ее на землю в виде цветов и зелени, что будут и дальше расти вокруг нее. Она будет жить в солнечных лучах, согревающих землю, и в звездах, что разгоняют своим светом ночную мглу.