Такаббир Кебади - Трон Знания. Книга 2

— Знаю.

— …непослушный мальчишка!

— Знаю, Эйра. Знаю.

— Обещайте, что никогда больше не будете рисковать.

Адэр покачал головой:

— А вот этого не знаю.

Малика тихонько вздохнула:

— Вы сведете меня с ума.

— Взаимно.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Вилар:

— Адэр?

— Собственной персоной.

— Бог мой! Адэр! — Вилар несмело приблизился. — Ты где был? — Стал тереть теплыми пальцами лоб. — Ты испачкался. — Вытащил из кармана платочек, послюнявил, принялся тереть щеки. — Где ты валялся? — И вдруг сжал Адэра в крепких объятиях.

Патрик Каналь был на десять лет младше Великого. Он почти ничего не помнил о восхождении Могана на престол. Да и что мог понять и сохранить в памяти шестилетний мальчишка? — только толкучку на улицах Градмира, ароматную булку, петушок на палочке, крепкие пальцы отца, больно сжимающие ладонь, и хриплый голос: «Пешки. Никчемные пешки!» Эта фраза преследовала Патрика всю жизнь. В хорошем ли расположении духа находился отец, являлся ли домой взбешенным, он неизменно обрушивался на жену с непонятными обвинениями. Патрик убегал в свою комнату и до утра из нее не высовывался. Но чем старше становился, тем сильнее разыгрывался интерес: в чем же провинилась мать?

«Если бы не ты, я бы жил, как человек, — шипел отец. — Откуда ты взялась на мою голову?» Всхлипывая и шмыгая носом, мама что-то бормотала в ответ. «Какая любовь? — вновь обрушивался на нее отец. — Я дал тебе всё: имя, титул. А что получил? Кукиш!» Он на секунду замолкал, чтобы перевести дух и выплюнуть: «Женился бы на ней, сидел бы уже в зале Совета».

Женился бы на ней… Позже Патрик понял отца.

Ему исполнилось пятнадцать, когда у Великого родилась дочь. Подросток не по-детски задумался о возможной партии с Элайной. Его вовсе не смущало, что она находилась на недосягаемой высоте, за мощными стенами дворца, в блокаде многочисленных нянек. Но, пораскинув мозгами, расстроился: пока он дождется брачного возраста Элайны, пройдет полжизни.

В шестнадцать лет Патрик более серьезно подошел к выбору второй половины. С помощью отца составил список высокородных девиц, чьи родители были из окружения Могана. Большинство имен вычеркнул — невесты либо слишком юны, либо кому-то обещаны. Но и с остальными он не мог познакомиться — семья Каналей не имела доступа в круг приближенных к Великому.

В восемнадцать лет появился страх — количество претенденток неумолимо таяло. И тут случайно подвернулась она. В замке друга, на осеннем балу, Патрик заметил печальную даму. Видимо, черное платье и землистый цвет лица отпугивали ухажеров. Фигурой женщина не блистала — плоская сзади и слишком округлая спереди. Однако сверкающие на руках и шее драгоценности окутывали незнакомку ароматом богатства и высокого положения. Патрику потребовалась пара минут, чтобы затуманить взгляд и мысленно увидеть себя в обществе могущественных вельмож.

Нюх не подвел. Дама оказалась дочерью секретаря одного из советников Великого и вдовой маркиза, состояние которого исчислялось милями, тоннами и столетиями. Вдова чутко откликнулась на внимание, немного погодя на ухаживания, а вскоре согласилась на более близкие отношения. Через полгода Патрик — в качестве супруга тридцатилетней маркизы — впервые ступил на паркет бальной залы дворца Великого.

Но этого было мало. Сидеть за спиной тестя новоявленный маркиз не хотел. И вот здесь пригодились мужская притягательность, льстивый язык и искрометный ум. Через полгода Патрик уже бежал по коридору дворца Могана, поблескивая на лацкане пиджака значком мелкого чиновника небольшого ведомства. Благоверная отошла на задний план. Но одно из редких и весьма непродолжительных посещений ее спальни одарило Патрика дочерью. В то время наследнику престола Тезара исполнилось четыре года.

Патрик внимательно наблюдал за Галисией, опасаясь, что ей передадутся «достоинства» матери. К несказанной радости изумительные голубые глаза не превратились в грязно-серые, белокурые локоны не обернулись жесткой паклей, а в угловатой фигурке стали угадываться притягивающие мужской взор женские формы.

За одну ночь изнурительных раздумий Патрик прозрел. Он понял, к чему стремился всю свою жизнь — занять место в десяти шагах от престола. А это возможно, когда на троне сидит зять. С той самой минуты разумом завладела одна единственная цель. А ужом изворачиваться Патрик уже научился.

Сначала все шло без сучка и задоринки. Галисию внесли в список приглашенных особ на королевский бал, который должен был состояться через полгода. Удалось выписать из Партикурама самых дорогих танцмейстера и словесника. Получилось тайно привезти из Лэтэи наставницу по искусству обольщения. В ее необходимости Патрик сомневался — недолго, — пока не увидел рядом с Адэром известную среди знатных мужей опытную лоретку.

Бал оправдал ожидания. Патрик неоднократно замечал, как наследник оценивающе смотрит на Галисию. Путь к успеху был открыт. Спустя полгода, на очередном королевском балу, Адэр пригласил Галисию на танец. Патрик ликовал. А еще через полгода дочь получила приглашение на молодежный бал-маскарад в замок Грёз. И вот тогда ликованию пришел конец.

Ей пятнадцать, ему девятнадцать. Обольщать наследника и одновременно не подпускать его к себе Галисия, видимо, не смогла. Изменился взгляд, фигура стала изумительно женственной. При разговоре с отцом дочь краснела и, когда Патрик отпускал ее, с видимой радостью спешила к себе в комнату. Участились поездки в замок Грёз, на груди и запястьях засверкали украшения, но неизвестно откуда взялись беспричинные слезы. И сколько бы Патрик не просил супругу поговорить с дочерью по душам, матрона презрительно надувала губы и уезжала в имение своего отца.

А Моган все молчал. Вельможи ехидно поглядывали на Патрика, на балах подталкивали к Адэру своих дочерей, и, когда он вел в танце новую партнершу, прятали улыбки.

Патрик с тревогой наблюдал за дочкой. Ему не нужны были незаконнорожденные отпрыски приемника престола, Галисия в роли любовницы будущего правителя его не устраивала. Но когда она две недели подряд просидела дома, Патрик влетел к ней в комнату, силой стянул с кровати, потребовал привести себя в порядок и отправиться к Адэру. «Он изменяет мне», — со слезами на глазах проговорила Галисия. Патрик грубо бросил: «Изменяет, потому что ты позволяешь», — и выставил ее за дверь.

Последний год перед отъездом Адэра в Порубежье был особенно тяжелым. Выталкивать дочь из дома стало сложнее. Двадцать лет — далеко не безотказный возраст. Приходилось прибегать и к уговорам, и к угрозам, и к обещаниям. «Ты ослепла? — кричал Патрик, потрясая перед носом Галисии кулаками. — Ты когда-нибудь видела такого красавца, как он? Скажи мне честно: любишь или нет?» «Люблю, — тихо отвечала она и отводила глаза. — Но не хочу всю жизнь делить его с кем-то». «Дура! — кричал Патрик. — Кого он одаривает, как тебя? Кто из его подружек увешан драгоценностями, как ты? Кому он подарил особняк?» Галисия закрывала руками пылающее лицо и шептала: «Он покупает меня, а ты продаешь».