Елена Кисель - Немёртвый камень

Клочья тумана рассеялись, когда по ним ударили солнечные лучи. Полоса сияния, пришедшая не пойми откуда, побежала вперед и обожгла сперва Ратников, потом нежить, которая толпилась за ними. Ратники выстояли все до одного, Морозящий еще и ухмылялся, из людей или магов никого не задело, а потери в несколько сотен клыканов или вулкашек никого не волновали.

Фигура Витязя теперь без труда опознавалась среди защитников артефактория. Артефакторы расступились, и Ястанир стоял, выпроставшись, сияя появившимся щитом, в руке — готовый к бою меч.

— Гайтихор, — интонации его голоса до костей пробрали последнего клыкана в войске Дремлющего. — Малая Кровь состоится.

Нельзя сказать, чтобы это вызвало у Дракона большое удовольствие. Он поджал губы, повернул голову — и из Лютых Ратей выдвинулся рослый воин, закованный в чешуйчатую, тускло посвёркиващую броню. Чешуя шла и по лицу, по безжизненным чертам, и загороженный щитом ратник источал какой-то металлический холод, и в войсках защитников Одонара начали ежиться. Кажется, каждая кольчуга и каждый щит потяжелели и принялись обжигать своих обладателей морозом.

Витязь, который в легкой холщовой рубахе шел между своих артефакторов, пробираясь в первые ряды, не повел даже плечом. Его свет становился все ярче с каждым шагом, как будто по мере приближения к противнику нынче крепла его уверенность.

Наконец он оказался стоящим чуть впереди остальных, точно так же, как и Морозящий — тот занял пост за плечом своего воина.

— До восьми смертей? — в голосе звучал намек на быль Альтау, насмешка и обещание, что смерть Витязя будет только первой…

— До восьми — и далее, — ответил Витязь тихо, и в его голосе звенела уверенность, что восемь Ратников не поднимутся сегодня после Малой Крови, а остальные — после Великой. И что радуга станет прежней, чего бы ему это ни стоило.

Что-то переплелось в воздухе — взывающее то ли к небесам, то ли к Первой Сотне, старинный кодекс Малой и Большой Крови был приведен в действие, пути назад не стало…

Рука Ястанира сжалась на клинке, полыхнувшем светом, и фигура начала обретать сияние, от которого было больно глазам — перед рывком навстречу ратнику, перед боем, который положит конец прошлому: и Ратям, и Морозящему, и Ястаниру…

Он почти сделал этот шаг, когда закричала Майра.

Слепая Нарекательница кричала так, будто ее пытали, в хриплом, почти птичьем вопле был невозможный ужас:

— Нет! Что ты делаешь, что делаешь?!

И тогда все увидели, как за спиной Витязя Альтау поднимается, почти сливаясь с солнечным сиянием, лезвие клинка.

Узкая стальная полоска неожиданно прорезала свет, пробила защиту, о которую разбились бы все мечи в Целестии. Клинок вошел под правую лопатку, Витязя бросило вперед, и тихий, удивленный, болезненный вскрик отдался в ушах защитников артефактория хуже взрыва.

Солнечное сияние вспыхнуло в последний раз — и пропало, щит истаял и смешался с отблесками небесного светила. Перед своим строем стоял ошеломленный Ястанир с широко распахнутыми, непонимающими еще глазами — а губы уже выговаривали неверящее:

— Фелла.

Потому что только один человек мог нанести ему этот удар.

Каинов Нож выскользнул из омертвевшей руки Бестии. Никто не попытался ей помешать, или нанести ей удар, или вообще сделать хоть что-нибудь. Все стояли и смотрели так, будто случившееся до них дойдет лет через десять. И когда у Ястанира подломились колени — ей пришлось самой подхватывать его и опускать на вытоптанную траву, чувствовать под пальцами его кровь, видеть широко распахнутые глаза — снова бледно-голубые: Экстер Мечтатель вернулся, а Витязь ушел навсегда…

Фрикс, словно закоченевший, первый сделал два шага вперед, загораживая собой Экстера от посторонних глаз. Вслед за ним последовали остальные, войско перед Одонаром продвинулось на семь шагов, подровнялось в мертвой, непонятной, растерянной тишине…

— Теперь ничего не видно, — с сожалением прошептал Берцедер. Шеайнерес услышал и улыбнулся довольно.

— Ничего и не нужно видеть. Он труп. Для мага это ранение глупое — но он труп. От удара, который нанесли этой рукой, ему не будет исцеления.

Берцедер встрепенулся, сделал жест, как бы спрашивая: «Начинать наступление»? Морозящий качнул головой.

— Знаешь ли ты, что кодекс Малой и Великой крови — моё изобретение? Братьям это казалось так честно. Выход один на один. Возможность подумать. А мне давало возможность расправляться с ними по одному. Пусть себе пока что. Они выставят других бойцов. Сильных бойцов, которые погибнут. Но пока не умрет Ключник, наша цель недостижима. Он еще жив и еще защищает их. Подождем. Мы-то можем позволить себе время.

Недоговоренное «а у него времени нет вообще» повисло в воздухе и долетело до другого войска.

Обман. Уже в ту секунду, как клинок опустился, и брызнула кровь — самая дорогая для нее кровь — она поняла: обман. Не было никакого «отнимет силы у Витязя», есть только смертельный, предательский удар, отравленное лезвие, которое убьет его, именно потому, что было вложено в ее руку.

Убнак и Всполох наконец опомнились и шагнули к ней, но не это было страшно — страшно было то, что Мечтатель пытался заговорить.

С ней. Глядя на нее.

Она боялась того, что услышит сейчас, больше, чем всех Ратей взятых вместе и с прибавкой Морозящего Дракона. Хотя что он мог сказать из того, что она сама не сказала себе? Обвинить… укорить…

— Неужели ты любишь меня настолько?

Ах, да, это же Мечтатель. Фелла с трудом сдержала облегченные рыдания, сдавленный звук, который у нее вылетел, больше напоминал кудахтанье. Она попробовала еще раз — и теперь получилось заговорить.

— Гораздо сильнее. Ты себе представить не можешь…

Уголки губ Мечтателя приподнялись, рисуя на его лице улыбку — счастливую и спокойную, какой она должна была быть после такого долгого перерыва. Увидев это явление на лице вечно грустного директора, Убнак и кордонщик шагнули назад, и артефакторы посторонились. И Нарекательница где-то на десяток метров севернее провозгласила: «Солнце еще не угасло!»

Шеайнерес в этот миг дрогнул, а Берцедер поёжился за его спиной, понимая, что его учитель испугался явления, о котором догадался — да не только он, почему-то догадались все.

А предательница Фелла Бестия, смаргивая слезы, улыбалась своему солнцу в ответ.

— Как просто, — шепнул Мечтатель вдруг. — Я должен был… я с самого начала должен был знать…

Он улыбался не просто ей — теперь на его лице было озарение от какой-то догадки. Позади вновь поднялась и не дошла до рядов клубящаяся масса серой мерзости, выкрикнул какие-то приказы Дремлющий…

— Малая Кровь была объявлена. Бой состоится, — прошептал Экстер всё с той же безмятежной улыбкой, которая говорила, что он и сейчас оберегает свои рати.