Елена Кисель - Немёртвый камень

Сначала нужно было собрать всех жителей деревни на одном месте, хорошо бы, открытом, чтобы можно было без помех выставить артемагические щиты. Да ещё надо было натянуть на «овец» побольше «шкуры». Иглец убивал при соприкосновении с незащищенной или плохо защищенной кожей. Ну, или если его сжимали. Или если на него наступали.

А «временных ресурсов», как выразился Нольдиус, было в обрез.

— Нам бы клуш-паникерш сюда, — посетовала Дара, когда они на пару с Кристо устремлялись в северный конец деревни.

— Зачем? — отозвался он. — Есть же бабки.

Бабки в целестийских деревнях были боевыми. У переездных лавок они набирали такую прыть и свирепость, что могли затоптать любого мага Кордона (особенно если он попытался бы пролезть вне очереди). С языков у них можно было сцеживать особо смертоносные яды. Но если уж ты дожил до старости в такой стране, как Целестия — поневоле будешь соответствовать.

Бабки Кенарьков отличались от остальных феноменальной реакцией.

Кристо и Дара не успели забежать в пяток домов и объяснить, что да как, а во все остальные здания уже барабанили морщинистые кулаки, и старушечьи голоса вопили:

— Вы что там, опять детей строгаете с утра пораньше? Охальники! Вас сейчас жрать будут! Хватайте что одеться — и все на площадь. Нападение!

— Лежебоки, головотяпы, клыкан вас укуси! Подымайтесь и на площадь, кому сказано!

— Горе! Беда! Дожили! Скорее одевайтесь и на сходку, а то…

После этого многозначительного «а то…» бабка шустро кидалась к следующему дому: паниковать было интереснее, чем объяснять.

Кенари в клетках (минимум по две в каждом доме) заливались удивленным пением. Кристо пару раз чуть не затоптали, а пару раз узнавали и пытались растерзать от жажды информации, но он каждый раз уворачивался и сам искал глазами знакомых.

Все знакомые немедленно служили на пользу общему делу.

— Ирте! Козодой! Бегите по домам, скажите народу поплотнее одеться — и на площадь!

— Нечт, я не понял чего-то… Кристо, ты, что ль?

— Жить хочешь? На площадь!

С девицами было труднее. Угроза жизни в их сознаниях часто вытеснялась присутствием потенциального жениха. Поэтому пару раз Кристо, выпалив в лицо очередной девахе жуткую новость про иглеца, слышал глупейшее хихиканье и что-нибудь вроде:

— Ой, а ты такой симпатичный стал… Это что — контрабандная маечка?

— По балде шарахну, — уточнял Кристо угрожающим голосом.

— А потом на руках понесешь, а-а-а-а?

А он-то забыл, насколько в деревнях помешаны на замужестве…

Бабки работали на заглядение, так что народ посыпался на улицы, приходилось только направлять на площадку в центре деревни. Сходочную, танцевальную, драчную — в разных деревнях площадки звались по-разному. В Кенарьках площадку гордо именовали Лужной — из-за здоровой лужи, вокруг которой вечно разгуливали подозрительные гуси.

Кое-кто, правда, не поверил опасности или решил прихватить с собой что-нибудь из дома — этих пришлось выдворять на улицу силой.

— Ну, на фига вам там поросенок?! Бегом, сказано!

— Так сопрут же!

— Кто сопрет — иглец? Тетка Бержа, да ведь времени уже нет, иглец же, слышали, скольких он поубивал?

— А вот ты и сопрешь! Знаю я твою рожу бандитскую! Да у тебя на лбу с рождения печать смертоносцев поставлена! Помню-помню, как ты у меня гуску утащил, Белочку, вот такие яйца несла…

Обычно это заканчивалось тем, что Кристо коротким ударом боевой магии оглушал тетку Бержу, заворачивал в ковер или в рогожку и передавал восхищенному мужу со словами:

— На площадь, живо!

А сам подталкивал в спину многочисленных отпрысков той же семьи.

Магия подсказывала, в каких еще домах оставались люди. Только вот ладони горели от чар — постоянно же обновлять «Поиск душ» приходится! Перстни-концентраторы начали накаляться. Вечное неудобство: хоть и получше стало с магией за последние месяцы, но от ошибок избавиться всё не удавалось.

От репутации ему тоже не удавалось избавиться, потому в трех домах от него шарахнулись с паническими криками:

— Грабят!

А в четвертом старичок-боровичок вынул боевой серп и устремился в атаку с радостным:

— Убью, зараза!

И все ужасно удивлялись, когда Кристо им объяснял, что прибыл сюда не в составе шайки разбойников, а гораздо страшнее — как часть боевого звена артефактория.

Голоса бабок пропали, и теперь слышны были только тревожные трели канареек. Последнюю «овечку» (точнее, «ягненка») Кристо пришлось тащить на руках: трехлетнего карапуза забыли в доме раззявы-родители. Видно, просто из-за количества детей: сколько Кристо помнил эту семью, у них в доме постоянно негде было повернуться из-за колыбелей и погремушек.

— А-а, да не реви ты! — бесился Кристо, которому карапуз во время бега орал прямо в ухо, мало того, это же ухо пытался отгрызть. Наверное, в венах ребеночка текла кровь воинственных предков (ну, или нежити). После окрика малой умолк, зато принялся радостно дергать Кристо за волосы. Судя по ощущениям, как минимум зеленая крашеная прядь осталась в руках у игривого дитяти целиком. Ладно, пусть. Кристо несся, перепрыгивая через заборы и удивленных собак при помощи магии, двигался напрямик, через огороды, и на бегу еще успевал жалеть о том, что не взял на себя восточную часть деревни, где стоял родной дом. Вдруг его пропустили и мать ничего не знает, или не услышала, или…

Стоп. На восток Нольдиус отправлялся, с его обязательностью — всё будет на месте. Хотелось на это надеяться.

Появление Кристо на площади с ребенком на руках вызвало большое оживление в рядах девушек и пару истерик от бабушек, которые помнили его в детстве: «Ребятенка украл, охальник!» Кристо торопливо сунул спиногрыза в руки папаше, попутно успел заметить, что зеленая прядь волос точно осталась у мальца в кулаке, и повернулся в сторону Бестии:

— Все.

Та кивнула, глядя на то, как непрерывно огрызающиеся Рафла и Хема загоняют на площадь последних жителей. Взглянула на Дару, которая со своей частью задачи уже справилась, как и Нольдиус. Аремагиня сверилась с очередным индикатором и кивком подтвердила, что в домах и около них никого не осталось.

Бестия подытожила сделанное единственным словом:

— Щиты!

А Кристо надеялся, что она хоть парой слов объяснит деревенским, что случилось. Кузнец, правда, пытался взять это на себя, но на него насела жена с вопросами вроде «где ты шлялся» и «как ты подцепил Феллу Бестию», так что с этой стороны помощи можно было не ждать.

Нольдиус не подходил на роль объяснительную из-за своей манеры выражаться ругательно-академически. Рафла и Хема не могли слова сказать, чтобы не возненавидеть друг друга заново.

А деревенский люд, довольно-таки буйный, уже начинал возмущаться тем, что его так бесцеремонно повытаскивали из теплых домов, а теперь еще ни во что не посвящают.