Елена Шторм - Мой лучший враг [litres]

Но ни одна из этих мыслей не прельщает.

Я вдруг понимаю четко и ясно: больше никаких попыток себя сломать. И мне не нужны утешения. Не были нужны раньше, и сейчас им точно не место.

– Пойдем отсюда, – предлагает Рейм.

Я киваю и иду вперед – мне нужно остудить голову на свежем воздухе.

Мы бредем по улицам, накрытым вечерней темнотой. Горят фонари, но подступающая ночь съедает краски. Кусты и деревья кажутся серыми, очертания домов превратились в силуэты.

Постепенно эмоции отпускают. Угасают в каждой части тела, и становится, как ни странно, легче. Словно в первую очередь выгорела вся злость и гадость. Я кошусь на Рейма, который смотрит куда-то вперед в странной задумчивости – так, будто ему надо остыть не меньше. Может, он жалеет о том, что натворил?

– Зачем ты это сделал? – не выдерживаю.

– Захотел ударить кого-нибудь в лицо, – отзывается он в своей привычной манере. – Или пришел в ужас от мысли, что ты сейчас оставишь меня одного на Парном факультете. Придумай сама какую-нибудь версию.

Теперь он тоже косится на меня. Потом говорит мрачнее:

– Некоторые придурки не понимают с первого раза.

– Некоторые? – невольно усмехаюсь я. – Ты сейчас про два десятка аристократов, которые считали меня шуткой четыре года?

Взгляд Рейма становится подозрительным.

– Ты так говоришь, будто они все одинаковые. Копии с часового завода.

На мое недоверчивое движение бровей он продолжает:

– Среди них есть те, с кем можно иметь дело, а есть идиоты. При Вальдо, например, можешь не держать нож в кармане, он само очарование. У Дуласа вместо головы сливной бачок, но, если вовремя ставить его на место, он бывает забавным. Такие, как Эрчи… Знаешь, Лудар, я вообще-то не ждал, что найду его с дырой в штанах и мокрого с ног до головы, но ты молодец, что его отделала.

Эта похвала звучит так же неожиданно, как и все остальное.

– Но они все твои друзья, – бормочу я.

Теперь Рейм изгибает бровь. Потом фыркает почти восторженно.

– Может, ты не знаешь, кто такие друзья, бесенок?

Должна признать: есть что-то реальное в его словах. Я никогда особенно не делила их компашку на личности и характеры. Они все были для меня одной неприятной массой, с которой приходилось воевать.

Пока я думаю, есть ли хоть какой-то смысл менять удобный подход, Рейм мрачно сгребает волосы со лба.

– Я недооценил некоторые моменты. Не хотел, чтобы так вышло.

Не знай я его лучше, могла бы решить, что его терзает чувство вины. Мысль совершенно нелепая, как и другая: я почти хочу сказать спасибо. Не знаю толком, за что именно, у меня полная каша в голове, но это первый раз за все время, когда действия Рейма принесли мне нечто приятное.

– У тебя не будет проблем из-за Эрчи? – спрашиваю негромко. – И из-за нашего решения в целом? С друзьями, которых ты друзьями не зовешь, с родственниками?

– Я не спрашиваю совета, кого звать парой, в отличие от твоего сопляка Тео, – скалится Рейм.

– Перестань его оскорблять, – морщусь я, хотя на «избранника» вряд ли действует. Он уже переключается на другую мысль:

– Я так понимаю, вы не успели поговорить ни о чем хорошем?

Демоны.

– На самом деле успели.

И я пересказываю, что услышала от Альнара: механически, стараясь не разбираться в чувствах. Стараясь придержать их, разрозненные и ужасно противоречивые. Рейм сужает глаза:

– Ах. Надо же. Прекрасные новости.

Возможно, но есть проблема.

Я сжимаю руки.

– Я не хочу выглядеть слабой, – говорю ему то, к чему пришла. Жестче и резче, потому что огонь просыпается снова. – Не хочу, чтобы меня выставляли дурой, жертвой или посмешищем, а потом жалели.

Альнар утешал меня, да, но дело не в этом. Дело в уважении.

Ал был одним из немногих, кто относился ко мне в этой элитной академии как к человеку – с первых дней. Его готовность говорить со мной на равных – то, что поддерживало меня на плаву. Вот что я не могу потерять.

Даже ради него самого.

– Я не согласна помогать издеваться над собой, Рейм.

– Хорошо, будь по-твоему, – неожиданно отзывается мой «напарник».

Я слишком поражена тем, что он даже не переспрашивает. Поворачиваю голову. Встречаюсь взглядом с напряженными светлыми глазами, и мы оба останавливаемся.

Свет фонаря очерчивает его фигуру сзади. Блестит на слегка растрепанных волосах, обводит плечи и выделяет большие пальцы – Рейм засовывает руки в карманы, и только они остаются на виду.

– Если не хочешь выглядеть перед Тео слабачкой, – говорит он ровно, – сделаем все наоборот. Давай покажем ему, какая ты дерзкая, огненная и прекрасная. Может, сработает, хотя я не уверен.

У меня снова проблема с даром речи.

– Можно и без язвительности насчет прекрасной, – выдаю я первое, что приходит в голову.

– Стараюсь как могу, Лудар, – тут же скалится «избранник». Затем пожимает плечами. – Будешь блистать на тестах, будешь соблазнять Тео как умеешь. По крайней мере, это разозлит Глорию пуще нынешнего.

Здесь просто обязан быть подвох.

– Я не очень-то тебе верю, – напоминаю.

– У меня нет еще одной сферы правды.

– Очень жаль, в общении с тобой пригодился бы целый мешок.

Он усмехается неожиданно устало:

– Говоришь прямо как мой отец.

Я хмурюсь, потому что по его лицу опять скользит темное выражение, которое не получается разобрать. Он разворачивается и кивком предлагает идти дальше.

Мысль о его отце меня вообще нервирует. Я собственной бабушке не сказала, во что влезла и с кем. И на ум вдруг приходит другая правда, связанная с родственниками.

– Кстати, о Глории. Почему ты просто не заставишь ее ревновать? Ей как будто всерьез не нравится, что ты со мной.

О чем они говорили в эти затянувшиеся пять минут? И почему он каким-то образом потом оказался с Шианой? Не то чтобы мне дико интересно, но Глория ушла с ним охотно.

– Потому что все немного запутаннее, чем кажется.

– Что у вас произошло? – спрашиваю я прямо. – Альнар сказал мне, что ты выкинул нечто дикое. Нечто такое, после чего ее родители сочли тебя опасным и отказались от вашей помолвки.

Рейм поворачивает голову и дарит мне новый пристальный взгляд.

– О, малыш Тео все же не безнадежен. Готов поделиться моими грязными секретами у меня за спиной ради тебя? Хорошо.

– Что именно случилось, Рейм? Что ты сделал?

– Это моя личная тайна, бесенок. Оставь ее мне.

Я ничего не могу сказать на это и просто вздыхаю.

Мы наконец приходим в академию, поднимаемся в общежитие. И разговор, и вся дорога обратно получаются такими мирными, что меня не покидает чувство неправильности происходящего. Мы не должны друг с другом соглашаться, не должны спокойно идти бок о бок, когда заканчиваются слова, и он не должен меня хвалить.