Елена Шторм - Мой лучший враг [litres]

Рейм замедляется, хмурится – удивленно, будто решает, верить или нет.

– Да, я заметил, что за тобой сначала Санди побежала, поэтом этот недоумок, а потом еще и Эдон, – признает неожиданно. – Так сказать, навевает мысли. О чем были разговоры?

– Глор горячо распиналась, что достойна тебя как никто другой. Не то что я.

Его лицо становится еще мрачнее. Он стреляет взглядом по залу, к которому мы выходим. Я тоже ищу брюнетку и нахожу: она у стены, с какими-то девчонками, смотрит на нас.

Интересно, кто-то из этих припевал позвал Эдона?

– Занятно, – вздыхает Рейм.

– Говоришь, раздумал ее возвращать? – мрачно интересуюсь я. Мысли о Глории вызывают новую волну злости, и к тому же мне не совсем нравится, что «избранник» погружается в себя. – Потому что ты мог бы сейчас подыграть, притвориться оскорбленным в лучших чувствах. Может, удалось бы избавиться от меня и Ала разом.

Не знаю, насколько я это сейчас серьезно, – но Глория действительно по крайней мере его подруга. Она пошла на подлость ради него . Тем страннее, что я хочу, чтобы он опроверг мои предположения.

Но Рейм только изгибает бровь.

– Не стоит благодарности. Хотя, может, я сорвал твой собственный план – выставить меня ревнивым идиотом? Кстати, ты могла бы не отнекиваться, а вцепиться в Тео. Ну да, вас бы могли отчислить, но что, эта угроза сильнее настоящей любви?

– Не хочу, чтобы отчисляли Ала, – огрызаюсь я.

Не хочу признавать, что даже не рассмотрела такой вариант.

Рейм криво улыбается.

– Выходит, мы оба оплошали. И у нас проблемы. Даже если Эдон не пойдет к Илману, уже половина зала слышала, что мы поссорились и тебя утешал друг . Надо мириться.

Я намерена спросить как – но его рука уже оказывается в воздухе, а потом на моем подбородке.

Миг спустя он держит мое лицо.

А потом подается вперед, и я успеваю лишь заметить приоткрытые губы – до того, как он меня целует.

Я вздрагиваю. Это ничего не решает. Рука тут же обхватывает мои плечи, притискивая к груди врага. В голове что-то вспыхивает. В ноздри бьет сладковатый запах, дыхание застывает в горле.

Мне не мерещится. Он целует меня.

На глазах у преподавателей.

У ректора.

У студентов – я слышу парочку возгласов неподалеку.

У Глории. У Альнара .

На глазах у всех!

Иден Рейм меня целует – и желание заехать ему в челюсть мелькает и пропадает.

Я вцепляюсь в его пиджак. Сжимаю лацканы так, будто хочу их разорвать. Чудом гашу пламя в руках – оно просится наружу, мечется, как безумные мысли в голове. Если отшатнусь сейчас – все станет хуже. Он это знает. Мы оба знаем.

Зачем он это делает?

Думать сложно. Во мне свиваются злость и стыд, и ужас, и волнение. Я жду, что губы Рейма окажутся такими же наглыми, как пальцы, – и в них действительно полно самоуверенного напора. Но вместе с тем есть и что-то еще. Они замедляются ненадолго, словно давая мне миг передышки или ожидая, когда я ослаблю бдительность.

Или предлагая прочувствовать что-то, чего я чувствовать не хочу.

Жар интимных прикосновений. Сладкий зуд под языком. Запах, от которого кажется, что мой рот набили ежевикой.

Меня вдруг колет безумное желание: включиться в борьбу, прикусить его губу, чтобы он не отделался так просто. Зубы действительно прихватывают нежную кожу – и я останавливаюсь лишь чудом.

От мысли, что мне это почти нравится .

Мне не должно ничего нравиться в этом поцелуе.

Заставляю себя замереть, потом отрываю руку от груди врага, касаюсь его щеки вслепую – надеясь, что со стороны выглядит нежно. Пальцы дрожат на гладкой коже, и желание ее исцарапать я тоже с трудом давлю.

Моя ладонь все еще там, когда «избранник» наконец останавливается – спустя вечность. Когда мои губы свободны, хотя горят.

Как все внутри.

Как глаза Рейма.

Он не выглядит ни виноватым, ни смущенным. Удерживает меня еще несколько секунд.

– Отпусти, – шепчу я.

Он, хвала Стихиям, слушается: руки наконец сбегают с моего плеча и шеи.

– Ну вот, поссорились и помирились, – говорит враг. – Не придраться.

Я тяжело дышу. У меня закончились все слова, ни одного подходящего ответа не лезет на язык. Понимаю, что не должна оборачиваться, – поэтому продолжаю смотреть на «избранника», надеясь просверлить дыру у него в переносице.

Это не очень-то просто, особенно когда он добавляет:

– Ты мило кусаешься.

Я сама беру его руку и в этот раз накаляю ладонь – как на первом занятии у Илмана.

– Еще один танец, Келли, – улыбается он почти примирительно. – И потом сбежим отсюда.

Скупо киваю.

Только когда он уводит меня, чтобы потанцевать, будто ничего не произошло, я оглядываю зал. Многие лица обращены в нашу сторону, но они все расплываются. Ищу Ала, но его нет. Нигде.

На меня наваливается чувство вины. Его только что подставила собственная избранница, а я не нашла возможности даже поговорить с ним толком по этому поводу. И поцеловалась с Реймом у него на глазах вдобавок.

Прекрасно, просто изумительно.

Зато я успеваю заметить Глорию – которая вылетает из зала пушечным ядром. Каблуки так и стучат.

К счастью, мы танцуем молча очередной медленный танец.

А потом Рейм и правда соглашается уйти – и мы тихонько сбегаем с бала, считая, что отбыли основную программу.

Я сжимаю и разжимаю руки по пути в общежитие. Пытаюсь вытолкать из головы все мысли о том, как мы показательно «мирились», и заполнить ее чем-то важным. Нужным. К моменту, как Рейм включает свет в гостиной, это вроде бы удается.

– Ладно, – говорю, глядя немного мимо «избранника». Его ухо сейчас кажется более удачным объектом для разглядывания, чем глаза. Или губы. – Во-первых, спасибо. Что помог выкрутиться. Во-вторых, у меня к тебе много серьезных вопросов.

– Каких? – В отличие от меня, Рейм не спешит ни взгляд отводить, ни отдаляться самому.

– Что насчет Глории?

– А что на ее счет?

Злость – проверенное средство, чтобы встряхнуться. Я хочу отомстить брюнетке за то, что она натворила, хочу справедливости. Но пока единственная месть – поцелуй с Реймом в огромном зале. О демоны.

– Знаешь, ты действительно не должен ее возвращать, – говорю я, не выдерживая. – Что бы я о тебе ни думала, Рейм. Она заперла нас с Альнаром, желая подставить. Наверняка именно она донесла на нас с тобой ректору.

– Это ревность? – тут же реагирует придурок.

– Это разум, – цежу я.

И еще какое-то странное чувство: я вдруг снова думаю о том, что Иден Рейм – наверное, все же не худший человек на курсе. Он действительно не стал пользоваться моментом, обнаружив меня с Алом. Наоборот. Глория хуже, и мне внезапно и впрямь очень не хочется, чтобы «избранник» ее добивался.

– Я не стал бы выставлять тебя из академии, даже если бы все еще хотел заполучить ее обратно. Но я сказал, что не хочу.