Наталия Некрасова - Дети Дня

— Привествую благородного Тианальта, Блюстителя Юга.

— Привет и тебе, благородный Эньята Йерельт, блюститель Столицы. Как я понимаю, — без обиняков начал Виранд, — ты знаешь, зачем я пришел?

— Знаю.

— Твой Айса, господин, хороший юноша, — проговорила красивая женщина. Вид у нее был усталый, но глаза сияли.

— Госпожа…?

— Госпожа магистр-бард Мирьенде. Глава Дома Бардов, — представил Эньята.

Вирранд поцеловал ее сухую худую руку.

— Очень хорошо, что вы здесь, поскольку и у меня вопросов много. Сразу скажу — Айса не успел мне ничего рассказать, он повалился спать, и вид у него был безумный.

Мирьенде жемчужно рассмеялась.

— Он милый мальчик, — промурлыкала она.

— Господин Талин, мастер-бард.

Молодой человек с желтыми глазами — Вирранд внутренне напрягся, после той встречи с ойха желтые глаза его пугали — встал и поклонился. Потом сел и налил госпоже Мирьенде из серебряной фляжки какой-то прозрачной жидкости с резким запахом.

— По-моему, пора, госпожа, — сказал он. — Иначе все повалимся.

Мирьенде кивнула.

— Налей всем, кто был там. И господину Тианальту, он вряд ли спал.

— И господин Онда…

Сидевший на скамье у стены великан кивнул — Вирранд ответил тем же, барда Ньявельтов он знал, и хорошо.

— Теперь можно выдохнуть, — широко улыбнулся Эньята. — Теперь у нас есть все, чтобы король снял Айриму голову. Радость, радость!

Вирранд и не понимал, о чем говорит градоправитель, но весть была хорошей, и он улыбнулся тоже.

— Рано радоваться, — угрюмо сказал Талин

— Да чтоб тебе в печенку! — досадливо ругнулся Эньята. — Сам знаю! Но начало положено, и удача, удача с нами!

— Пока Айрим не будет повешен, рано говорить.

Появился слуга с большим подносом с хлебом, сыром и мясом. Другой принес дымящийся котелок с питьем.

Принесли еду.

— Садись рядышком, Тианальт, — промурлыкала госпожа Мирьенде. — Кто-то должен мне наливать вино, а? Почему не ты? Будем есть с одной тарелки. — Она рассмеялась, словно рассыпала жемчуг, и Тианальт, изумляясь себе, повиновался с робостью юноши и сел рядом с ней, стараясь держаться как можно собраннее, чтобы ненароком не прикоснуться и не оскорбить. Однако, это быстро прошло, госпожа Мирьенде снова рассмеялась, а Тианальт покраснел и разозлился.

— Благодарю за мясо и вино, и я их приму в твоем доме, — заговорил Вирранд, — но раз уж тут все знают, зачем я здесь, так не будем тянуть времени?

— Не будем, — вздохнул Эньята. — Предвижу твои вопросы, но ты лучше задавай, будет легче отвечать.

— Я хочу знать, что происходит. Кто, почему и зачем в новолуние убивает людей. Откуда снова взялись… взялся ойха. Почему меняется порядок вещей. Почему наглеют твари. Кто такой Айрим. Что с королем. И что делать. Вы, барды, сидите всем задом на своем тайненьком знаньице, как собаки на сене, и хрен от вас чего добьешься!

Госпожа Мирьенде нарочито медленно прожевала кусочек мяса, не сводя взгляда с лица Вирранда. Но ответил ему Талин.

— У нас нет никакого тайненького знаньица, — медленно проговорил он. — У нас есть мозги, и мы обучены мыслить. Но всего мы тоже не знаем. Все знают одни боги. А они спят. И — дай нам поесть, господин Тианальт. Мы сегодня много ходили и много убивали.

Госпожа Мирьенде томно поднесла к губам Вирранда кусочек мяса на кончике ножа.

— Закрой глаза, милый, — настойчиво и нежно проворковала она. — И открой клюв, мой юный ястреб. Славно иметь такую птичку на перчатке, — шепотом пела она. — Я люблю кормить живым мясом благородных птиц…

Вирранд, чувствуя идущую по позвоночнику дрожь, закрыл глаза и открыл рот.

— Нет у нас никакого тайненького знаньица. Барды знают ровно столько, сколько знаешь и ты, Вирранд Тианальт. Мы просто еще умеем задавать вопросы так, что ответы проявляются сами. Вот скажи, что ты знаешь о первых годах людей? О начале мира?

Вирранд нахмурился.

— Ты не у мальчишки урок спрашиваешь.

— А ты уроки-то помнишь, Вирранд Тианальт? Или забыл все за ненадобностью? Ну, так ладно, я сам начну, мне не впервой вбивать ученичкам в тупые головы знания о началах.

Вирранд промолчал, хотя на скулах его заиграл опасный румянец, но близость госпожи Мирьенде смиряла его.

— Боги создали мир, впустили в него людей и погрузились в сон. Наши предки пришли в мир по Белой дороге, и с первого же мгновения столкнулись с тварями и ойха. Начались Грозовые Годы войн, которые закончились битвой на поле Энорэг и Уговором.

— Ну? Я не услышал от тебя ничего нового, мастер Талин.

— И не услышишь. Потому, что нет тайненького знаньица. Дело в другом — у тебя вопросов не возникает?

— Да нет, — помедлив, ответил Вирранд. Как-то неуверенно ответил.

Госпожа Мирьенде тихо засмеялась.

— Его не учили задавать вопросы. Его просто учили. Еще кусочек, — прошептала она, снова поворачиваясь к Вирранду и чуть приоткрывая рот. — Вот так. Не разговаривай, мой сокол. Кушай.

— А вопросы просты. Люди вошли в этот мир — значит, они были где-то до того? Где? Как они появились? Кто их создал?

— Наверное, боги?

— Может, да, может, нет. Почему боги привели людей в мир?

— Они отдали нам его во власть.

— Да, но мы пришли не в пустой мир. Мы шли и очищали его.

— Кто-то скажет — завоевывали, — снова промурлыкала Мирьенде.

— Кто-то скажет… И откуда эти твари? Кто их создал? Почему людей привели сюда и окружили мир Стеной? Почему боги спят?

Когда-то у Вирранда в голове брезжили эти вопросы, но он давно уже перестал задаваться ими, потому, как ответов никто не давал и не искал, и, стало быть, следует все принять как есть и жить спокойно.

— И что ты скажешь? — спросил блюститель Юга.

Бард посмотрел на него, дожевал кусок, запил. Вытер руки о штаны. Заговорил.

— Жили-были двенадцать братьев и сестер, и был у них тринадцатый брат. Решили братья и сестры посреди великого моря сделать остров, и стали землю таскать. Но что братья и сестры ни сделают, все тринадцатому брату не по нраву. Всему он завидует, все ему себе забрать охота, и весь остров себе он потребовал, потому как, говорит, старший я. Так и прозвали его — Жадный. Наконец, надоел он им, и прогнали они его, и решили построить себе на острове большой дом и двор. Так и сделали, и пошел у них пир да веселье.

И тут появился Жадный брат. Плакал он и жаловался, что братья и сестры ему ни уголка в доме не уделили.

— А ведь землю я вместе со всеми таскал, — плачется жадина.

И братья с сестрами устыдились, потому, что были добрые и незлобивые.

— Чего же ты хочешь? — сказали братья и сестры.

— Вы мне хотя бы только ночь да день побыть хозяином в доме дайте, — взмолился он.

— Не так много, ночь да день, — сказали они, и согласились.