Лариса Петровичева - Принцесса без короны. Отбор не по правилам [= Принцесса без короны. Неправильный отбор] [litres]

«Вот, значит, в чем дело, – подумал Валентин. – Мы любим друг друга».

Именно поэтому она была настолько потрясена тем, что ее не узнают. Валентин подумал, что следует извиниться. В конце концов, девушка ни в чем не виновата.

– Ваш господин Шайло сказал мне, что девушки уже сдали рубашки, – услышал он негромкий голос брата. – Даже не хочется их оценивать, кого-то отсеивать. Не хочется их обижать.

«Отбор невест для Эжена», – мысль была вялой и ленивой, она плавала в голове, как соринка в чашке чая. Мелькнуло: отец, взрывы в саду, какая-то тварь, которая хочет все разрушить.

Вспомнился огненный силуэт и заклинания, которые отразились от него и выбили Валентина из жизни.

– Придется это сделать, – ответил Кристиан. – Но думаю, если вы как-то наградите их, девушки не обидятся.

Они сидели невообразимо далеко, в каминной части, которая была отделена от спальни тяжелой портьерой. Валентин с теплом подумал о брате и Кристиане. Волнуются за него, не уходят.

Сам себе он казался чужим, словно огненный человек вырвал из его души что-то очень важное. Если Кристиан прав и Валентин действительно умер, то, может быть, смерть все-таки присвоила себе что-то? Не отпустила свою жертву просто так?

Голова наливалась болью.

– Вы не знаете, как там Дайна? – спросил Эжен. – Я хотел поговорить с ней, поблагодарить за брата. Огненный кулак – страшная вещь…

– Это был не Огненный кулак, – произнес Валентин. – Это мои личные заклинания. Он их отразил, меня…

Он хотел было сказать «убило» – и не смог. Это было слишком жутко. Это было неправильно.

Но его заклинания действовали именно так, они убивали. Валентин и бросил их потому, что собирался уничтожить этого невидимку.

Портьера зашуршала, и маг увидел Эжена и Кристиана – оба взволнованны, оба испуганны. Эжен подошел, присел на край кровати, заглянул в лицо. Сразу же мелькнула картинка: вот пятилетний Валентин в своей комнате, едва дышит после того, как катался на коньках и рухнул в прорубь – и вот Эжен поит его с ложечки чаем с целебной листвинкой и уговаривает поправляться, и обещает отдать свою саблю, барабан и даже щенка – любимого, выпрошенного у отца со слезами, криками и валянием по полу.

Он не обманул. Когда Валентин поправился, Эжен действительно отдал ему все обещанное. Щенка Валентин не взял – он прекрасно понимал, насколько смешной большеротый бульдог дорог брату.

– Как ты? – с тревогой спросил Эжен.

Откуда ни возьмись появился высокий хрустальный бокал с оранжевым зельем восстановления сил, которое воняло так, что слезы выступали.

– Лучше, – ответил Валентин, послушно сделал глоток и почувствовал, что слабость отступает. – Это был не человек.

Кристиан вопросительно поднял бровь.

– А кто?

– Слепок ауры, – сказал Валентин. – Мои заклинания взломают любую защиту, но такие слепки вступают с ними в конфликт, идет отдача… – В горле запершило, и Эжен снова поднес бокал к его губам.

Память прояснялась. Сквозь болотный туман проступали воспоминания. Вот они с Дайной сидят на веранде провинциального ресторанчика, и она делает свой выбор. Вот дракон летит над академией. Вот…

– Это похоже на отвлекалочку, – нахмурился Кристиан. – Вся академия толпится у ректората, все за тебя переживают. Кто-то думает, что это я тебя убрал, потому что последним выходил из твоего кабинета. А в это время наш друг спокойно делает свое дело за нашими спинами.

Лицо Эжена стало тяжелым, нижняя челюсть выдвинулась вперед – кажется, он понял.

– Рубашки, – произнес принц. – По традиции я должен их примерить.

Валентин кивнул:

– Он добавил в них сюрпризы. Которые замкнуты на тебя и сработают, когда их наденешь именно ты.

В спальне воцарилось молчание. Валентин подумал о том, где сейчас может быть Дайна. Если он умирал, то его заклинания, которые укутывали девушку, уже растаяли.

Это было плохо. Очень плохо.

– И что мы будем делать? – спросил Эжен и, поежившись, признался: – Я не хотел бы ни взорваться, ни сгореть.

– Я и не позволю, – заверил его Валентин и перевел взгляд на Кристиана. – Я, помнится, предложил тебе посмотреть камни оркувенов.

В горле стало першить, а виски вновь налились звенящей болью. Эжен понял, что брату становится хуже, и снова поднес ему бокал с зельем.

– Сейчас мне не до камней, честно говоря, – хмуро признался Кристиан.

Валентин понимающе кивнул.

– Отбери сердолики покрупнее, – сказал он. – Я сделаю из них обманку. Она будет надевать рубашки, и Эжен не пострадает.

Брат вздохнул с облегчением. Кристиан улыбнулся, и Валентин с неожиданно теплым чувством подумал о том, как рад, что они сейчас здесь, с ним.

– Должно получиться, – с плохо скрываемой радостью проговорил Кристиан и вдруг рассмеялся: – Никогда бы не поверил, что стану ректором при таких обстоятельствах!

На том решили разойтись. Когда Кристиан вышел, Валентин придержал брата за руку и попросил:

– Пригласи ко мне Дайну. Я так и не поблагодарил ее.

Эжен улыбнулся той счастливой улыбкой, которая не покидала его в давние дни юности.

– Отец и правда приказал тебе жениться? – поинтересовался он.

Валентин прикрыл глаза, отрицательно качнул головой.

– Он не может мне приказывать, ты же понимаешь. Жениться – это мое и только мое желание.

Эжен радостно сжал его руку, и Валентин понял, как много потерял за те годы, которые провел вдали от дома и родных, пряча свою боль и тоску за маской.

Ему очень не хватало этого семейного тепла. Он и сам не знал, что мог настолько соскучиться по братьям, по саалийскому дворцу, даже по Леону, которого видел лишь урывками.

– Дайна – хорошая девушка, – одобрительно произнес Эжен. – Вы оба непременно будете счастливы. В общем… – Он замялся, почесал кончик носа. – Я одобряю твой выбор. И не надо на меня так смотреть! – рассмеялся он. – Я же видел, каким взглядом ты ее провожал.

Валентин тоже рассмеялся. Так всегда было: он ничего не мог скрыть от Эжена, да и брат не сумел бы спрятать от него свои чувства. Валентину подумалось, что он окончательно вернулся к жизни только сейчас.

– Тогда сыграем две свадьбы в один день, – сказал он.

Эжен кивнул и добавил:

– Отец будет рад.

Дайна шла в покои Валентина, и звенящая боль, поселившаяся в ее груди, становилась все сильнее. А если он посмотрит на нее тем чужим взглядом и скажет что-нибудь очень вежливое и холодное?

«Ваше высочество, я искренне благодарен вам за то, что вы меня воскресили, – и добавит нечто совсем невыносимое вроде: – Все экзамены для вас отменяются».

Дайна решила, что тогда умрет. Просто упадет и больше не поднимется.

После того как госпожа Эмилия и Александр закончили укрывать Дайну заклинаниями, она несколько часов пролежала в своей кровати, пытаясь опомниться. Ощущение было таким, словно огромный паук опутал ее своей паутиной – Дайна почти видела, как над ее телом золотятся толстые гладкие нити. Постепенно они растаяли, чувство неудобства ушло, и к Дайне вернулась тоска.