Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Страга Севера

Ночная встреча с голодающим Молодцовым сильно поколебала его версию относительно золотого запаса. Он не испытывал удовлетворения, что дело наконец сдвинулось с мертвой точки, напротив — нечто вроде разочарования пришло к нему утром, когда он, только проснувшись, сделал переоценку вчерашней информации. Если золото таким оригинальным способом перекачали по нефтепроводу, минуя все границы, таможни и прочие службы, то отыскать его за рубежом практически невозможно. На своей-то территории исполнитель этой акции выявился чудом, а точнее, голодом; на той стороне нет ни голодных, ни идейных.

Изобретателю нового слова в контрабандистской деятельности можно при жизни поставить памятник. И им наверняка окажется какой-нибудь лейтенант или капитан КГБ, давно убитый где-нибудь в Афганистане или Азербайджане...

Если сейчас доказать, что золото перекачали, отдел разгонят. И куда приставят потом, в какой аппарат всунут — неизвестно. А «золото Бормана», между прочим, дело заманчивое и перспективное. Только бы наработок сделать побольше, чтобы убедить «папу». Кто же подменил значок и когда?..

Он вызвал секретаря:

— Срочный спецрейс в Ужгород, на двенадцать часов. Предупреди технического эксперта, пусть прихватит микролабораторию. А сейчас давай сюда Воробьева... Ищи по радио Нигрея!

— Хорошо, Эдуард Никанорович. — Секретарь положил листок на стол начальника. — Рапорт Локтионова.

— Что у него?

— Просит освободить от должности.

— Ладно, иди!

Воробьев пришел сразу с выпученными глазами, борода торчком.

— Ну что, кошкодав?

— Каюсь, Никанорыч!

— Каяться будешь в свободное время. Докладывай!

Воробьев положил на стол магнитофонную кассету возле себя, накрыл ладонью.

— Значит, так. Зямщица-младшего привезли домой в двадцать два часа тридцать две минуты. С ним вместе приехал отец и еще человек по имени Эрнст Людвигович. Фамилию установить не удалось.

— Его фамилия — Масайтис, — сказал полковник. — Продолжай!

— Масайтис?.. Так вот, он почти сразу начал делать сеанс гипноза. Мы его записали. — Воробьев постучал кассетой. — Успокаивал, расслаблял, потом усыпил. В течение сорока минут Зямщиц-старший и этот Масайтис находились в кухне, похоже, пили чай и разговаривали. Запись плохая: то ли самовар шумел, то ли чайник — какой-то фон идет.

— Может, кот мурлыкал? — съязвил Арчеладзе.

— Никанорыч!.. А дальше сам послушай, — он подал кассету. — Перематывать не нужно.

Полковник вставил кассету в магнитофон. И сразу услышал вкрадчивый голос с прибалтийским акцентом. «Тебе хорошо... Сознание чистое, память светлая... Ты отдохнешь и все вспомнишь... Мы с тобой поедем в горы... Ты помнишь горы? Там лес, птицы поют, речки шумят. Мы пойдем с тобой по горам, по тем местам, где ты ходил один. Потом мы спустимся в пещеру... Ты же бывал в пещере?..»

И только сейчас, спустя сутки, Арчеладзе вспомнил парапсихолога с сумасшедшими глазами и ощутил озноб на затылке: все, что предсказывал этот шарлатан, — сбылось! Другой же шарлатан тем временем почти пел: «В пещерах растут сталактиты и сталагмиты. Они как сосульки, такие звонкие, если ударить молоточком... Ты обязательно вспомнишь, где шел, потому что у тебя светлая и чистая память...

Мы никого не встретим, потому что в горах никого нет. И в пещерах никого нет... Мы возьмем самые яркие фонари и разгоним тьму. А когда светло, нечего бояться... Ты же ничего не боишься!..»

Подобных ласковых увещеваний было минут на двадцать. Дослушав запись, полковник вынул кассету и положил себе в стол. Воробьев ждал реакции начальника, но не дождался.

— Слушай, Володь, — панибратски сказал Арчеладзе. — Ты веришь этим парапсихологам, экстрасенсам?

— Не, я не верю, — без сомнения отмахнулся Воробьев. — Но гипноз, воздействие на подсознание — это да.

— А я, кажется, начинаю верить, — признался полковник. — Ладно, иди работай.

— У меня еще не все!

— Ну, говори.

— Машинистка стучит.

— Ей положено стучать.

— Никанорыч, она шефу стучит!

Полковник встряхнул головой, вскочил, прошелся взад-вперед.

— Это точно?

— Есть видеозапись, — набирал очки Воробьев. — Сделала третий экземпляр какой-то сводки аналитической группы. И вложила себе... в трусики. А трусики у нее!.. А лобок!..

— Ты мне кончай про лобок! — рявкнул Арчеладзе. — Что дальше?

— А дальше она пошла в женский туалет на пятом этаже. Я сразу понял — там почтовый ящик. Мой человек сразу после нее заперся и обшарил. И нашел под рукосушителем. Прочитать, что за документ, не успел — время ограничено. Через восемь минут явилась барышня из левого крыла. На пятом-то как раз переход... Справила нужду и прихватила почту.

— Что за барышня? Ты когда научишься докладывать?

— Раньше была в контрразведке, сейчас не знаю куда ее сунули, — обиделся Воробьев. — Не кричи на меня, Никанорыч...

— Хорошо, прости...

— Куда полетела наша бумажка, установить трудно. Да известно куда!

— Машинистку не трогай, — велел полковник. — Подготовь дезинформацию: какой-нибудь документ, но не сильно горячий. Придумай! Принесешь согласуем...

Воробьев помолчал, потрепал бороду.

— Никанорыч, поехали по грибы? Белых нет, но опят — море. Что-то ты злой стал, сердитый, развеяться бы тебе.

— Эх, брат, тут вокруг такие белые вылазят, — многозначительно сказал Арчеладзе. — Очень круто все заворачивается... Мне вчера гранату в машину закинули, с Колхозной площади поворачивал...

— Да ты что?!

— Учебная, с боевым запалом... Когда замедлитель горел, вдруг так хорошо стало. Вишневый «Москвич», — полковник усмехнулся. — Кто там Есенина преследовал? Черный человек? А меня вот — «вишневый»...

— Слушай, надо же срочно собирать совещание! Никто же не знает!

— Ничего не собирать! Не знают, и хорошо. Я сам тут разберусь. Очень меня заело. Этот «вишневый» оскорбляет меня лично! А во мне все-таки есть капля крови горца.

— Ну гляди, Никанорыч, — проговорил Воробьев. — Мне эти игры не нравятся... Не езди хоть без охраны.

— Спасибо тебе, иди работай, — пробурчал Арчеладзе. — Пригласи Локтионова.

Он уткнулся в рапорт. Старший группы прямо писал о себе, что он профессионально непригоден к оперативной работе. Кто действительно был непригоден, тот рапортов обычно не писал. Хотя бы тот же Редутинский, которого вчера хотелось убить.

Все предсказал проклятый парапсихолог!

Полковник включил селектор.

— Вчера у меня был... парапсихолог, — сказал он секретарю. — Помнишь? Глаза бешеные?

— Так точно!

— Он сегодня не звонил?

— Звонил, да я ему дал отбой, как вы распорядились, — выжидающим топом отозвался секретарь.

— Еще позвонит — пригласи ко мне.

— Есть.

Локтионов встал по стойке «смирно» у порога. Арчеладзе подал ему рапорт: