Ровенна Миллер - Власть [litres]

Послушница безропотно умчалась прочь, несомненно, убежденная, что волнение Альбы, учитывая то, как та распереживалась о пудинге, связано с приемом высокого гостя.

– Ягодный пудинг? – с легкой улыбкой уточнила я.

– Дирка прекрасно его готовит. Неужели ты выучила слово «пудинг»? Чудесно, – поддразнила меня Альба, потом выпрямилась и вздохнула, разгладив складки светлой льняной накидки. Састра-сет скривилась, словно ей в рот попалась неспелая ягода. – Кирк – напыщенный осел. В ордене о нем невысокого мнения, однако он состоит в Совете Церковной Ассамблеи по Духовному достоянию. Они занимаются расследованиями случаев ереси. Ереси богословской, литургической и, конечно, практической, куда входит и колдовство.

– Ты сама говорила, что мое присутствие будет невозможно утаить.

– Да, но твое присутствие не противоречит никаким правилам. Любой человек может попросить убежища в нашем ордене. Так утверждает закон Квайсета. Равно как кто угодно может обратиться за медицинской помощью в орден Чудотворного Источника, а сирот всегда примут в ордене Пресвятой Голубки.

– Значит, он проверяет меня, – предположила я.

– Возможно. Или же просто совершает плановые визиты. Или каким-то образом выяснил, что я установила контакты с Феном, и решил разнюхать подробности. – Альба пожала плечами. – Или дело в том, что сейчас сезон сбора ягод, и он помнит, как хорош пудинг Дирки. Кирк такой же лакомка, как ребенок, редко видавший сладости.

Альба отправилась приветствовать натер-сет Кирка и настояла, чтобы я не пряталась. Мы обе пришли к выводу, что нет смысла специально бегать от него, если он нарочно приехал разузнать обо мне. Лучше сделать вид, что нам нечего скрывать, тогда у него и подозрений на этот счет не возникнет.

Кирк поджидал Альбу, расхаживая у своей кареты, подметая полами темной мантии тонко выделанной шерсти опавшие листья на мощеной камнем дорожке.

– Састра-сет Альба. – Высокий квайс слегка поклонился, не отрывая взгляда от Альбы. Та не склонилась в ответ. Верховная сестра ордена в собственных владениях не обязана этого делать, поэтому Альба не дрогнула даже перед Верховным братом ордена Свинцовой Лестницы, которого собрание священнослужителей наделило исключительными правами.

– Натер-сет Кирк, – широко простерла она к нему руки, но тут же их сложила, дабы Верховному брату и в самом деле не вздумалось ее обнять.

Я постаралась незаметно отступить в тень беседки. Разговор Альба продолжила на квайсетском, и я разобрала «внутрь», «прохладительные напитки» и «пудинг».

Гость величественно покачал головой и разразился потоком квайсетского. Альба слегка приподняла бровь, изображая удивление, но больше ничем себя не выдала. Я же сжимала вспотевшими ладонями юбку из серой шерсти, стараясь унять сердцебиение. Чего он хочет? Неужели выискивает взглядом среди сестер мое лицо? Здесь – среди бледнолицых женщин с льняными головами – мне не спрятаться. С моей-то загорелой кожей и темными волосами!

Альба все же заманила визитера внутрь, а я осталась во дворе с прочими сестрами и послушницами, собравшимися приветствовать Верховного брата. Но радовалась я недолго – лишь несколько минут, потом за мной явилась послушница в кремовом шерстяном одеянии.

Горло сжалось, но я все же взяла себя в руки. Если бы Альба думала, что мне грозит опасность, то ее посланница дала бы мне знак убежать.

Я направилась в личный кабинет Альбы – просторное помещение, купающееся в лучах солнца прямо над читальным залом библиотеки. В круге света стояли четыре кресла. Я уселась рядом с Альбой, оставляя пространство между собой и Кирком.

– Лучше по-галатински? – Даже вежливость, проявленная Кирком, выглядела заученной и механической.

– Будьте добры, – отозвалась я, стараясь успокоиться.

– Не секрет, мисс, – начал Кирк, избегая смотреть мне в глаза, – что вы еретичка.

Альба поджала губы в тонкую линию.

– Такие занятия, как ваше – уверен, вы в курсе, – запрещены здесь, – продолжил он.

Кирк ждал ответа, но я промолчала. Альба легонько кивнула – пусть выговорится, не стоит давать ему подтверждений или улик против себя.

Гость вздохнул. На руках у него золотом переливались кольца. На одном из них красовался рубин размером с ноготь большого пальца.

– Однако, несмотря на запрет, вы все же получили убежище. Почему, састра-сет? – резко повернулся он к Альбе.

– Священные правила нашего ордена однозначны, и закон не может их оспорить.

– Ах да. Но я не спрашивал, взывала ли она к ордену. Я спросил, почему.

– Я познакомилась с Софи в Западном Серафе, на саммите, – неторопливо объяснила Альба. – В Галатии разразилась гражданская война, и мисс Балстард оказалась в затруднительном положении. Поэтому…

– Ей некуда было податься? – невозмутимо подхватил Кирк. – Ей, нареченной Принца-мятежника, сестре Бойкого Пера Средизимья?

Похоже, эти прозвища в квайсетском языке – обычное дело. На галатинском же они звучали так, словно мои близкие были героями старинных преданий.

– Вернуться домой непросто, – тихо ответила я. Кирк, не ожидавший, что я заговорю, уставился на меня. Казалось, он удивился или притворился заинтересованным. – Мы опасались, что нас схватят.

– Но ваши жених и брат все же вернулись, – не отступал он.

– И чуть не попались. Мы решили, что мне лучше переждать где-нибудь в безопасном месте.

– И вы стали искать убежища здесь, где ваши необычные занятия не приветствуются. Разумеется, вас об этом немедленно оповестили.

– Вы в чем-то обвиняете Софи? – осведомилась Альба.

– Естественно, – подтвердил Кирк, доставая из кармана нечто тонкое и квадратное. Затем развернул шерсть, в которую был завернут предмет, и положил себе на колено серую глиняную табличку.

Табличку Тантии.

Я изо всех сил старалась сохранять невозмутимый вид. Опыт в этом деле у меня был богатый – натренировалась скрывать эмоции при общении с галатинской знатью и на саммите. Но как мы опровергнем улику?

К моему удивлению и облегчению, Альба рассмеялась.

– Кирк, серьезно? Слава бежит впереди Софи. Неужели наша гостья изготавливает глиняные таблички?

Састра-сет уже продумала стратегию…

– Понятия не имею, какими именно извращениями она занимается.

– Софи – швея, ворчун вы эдакий. Швея. Ткань, игла и нить – вот ее инструменты.

– Но это зачарованная табличка. Или даже проклятая! – мрачно возразил он.

– Вероятно, так и есть, – кивнула я. – Можно взглянуть?

Надпись на тонкой глине на квайсетском гласила: «радость» и «блаженство». Слова были заляпаны отпечатками пальцев. Я посмотрела на Альбу, играя свою роль.

– Боюсь, я не могу прочитать…