Ростислав Марченко - Орк: Вторая жизнь. Убийца эльфов. Властелин островов [сборник litres]

– Простите, господин, я позволила себе лишнее.

Между прочим, мои слова, вошедшие уже в местный лексикон. Становлюсь классиком. Девушку проняло, но виноватой себя не чувствует, хотя глаза опустила. Кстати, и страха не видно. Похоже, не понимает, чем разговор может закончиться, если я в ней как в человеке разочаруюсь. И в своем даре психолога особенно. Никакого прощенья стервам, что меня, такого умного и развитого, обмануть сумели!

– Я волновалась… сильно… поэтому сказала глупость.

Ну, прямо только и осталось уронить скупую мужскую слезу. Так, глядишь, к мыслям о старухе придется вернуться. Кончится это для нее печально, не время еще для игр. Не так мне старая и полезна пока. Впрочем:

– Ближе к делу! Что надо? За кого ты там просить собралась?

– Арестовали семью моей подруги, господин, они ни в чем не виноваты… – девушка затараторила, пытаясь объяснить ситуацию, до того как я рассержусь. Рожа, видимо, становилось хмурой очень и очень быстро. Впрочем, игры тут было больше, чем реальной злобы, не требовалось много умственных усилий, чтобы угадать ход будущего разговора. Правда, то, что не соврала, было отрадно. Плюс девушке.

– Заткнись на секунду, будь так любезна! – Грубиян, но что поделать. Такой уж я уродился. Смачно высморкаться и вытереть сопли о соседнюю скатерть счел излишним, данный прием оставлю для более интеллигентной собеседницы. Таких просительниц скоро можно будет отгонять брандспойтами. На Олвен не подействует, девушка почти от сохи и не такое видела.

– Коли их арестовали, значит, было за что. И я, только я буду решать, виноваты они в чем-то или нет. Если проще, всех, кого вчера взяли, взяли по моему приказу. Для которого имелись все основания. Что касается того, что брали семьями, это для безопасности, – соврал, конечно, но не сильно, никакой резни детей на глазах родителей и прочего шантажа я творить не собирался. На мне и так уже много грехов. Надо заботиться, чтобы осталось хоть что-то человеческое.

Потом продолжил:

– Поэтому им ничего не угрожает. А что в тюрьме сутки-другие посидят, то ничего страшного. Кого тюрьма сделала глупее? – Вылезли воспоминания о бывших хозяевах крепости. – Вон, супруги де Келлидон живут в камере… и счастливы, воркуют как голубки. Стихи друг другу пишут. Даже жалко лишать их такого счастья… В будущем.

Олвен, несмотря на серьезность ситуации, сумела оценить юмор. Губы на секунду дрогнули в попытке сложиться в улыбку, потом справилась с собой:

– Не скажете за что, ваша светлость?

– Кого конкретно? Хотя можешь и не говорить. Касательно всех арестованных имелись серьезные причины, и ничьи просьбы относительно кого угодно ничего в их судьбе не изменят. Если они невиновны – извинимся и выпустим. Если виновны в делишках, в которых подозреваем, – понесут наказание согласно степени своей вины. Кто бы за кого-либо не просил. Что-то еще?

– Дети тоже виновны, ваша светлость? – Надо же, храбрая девушка. В глаза смотрит.

– Несомненно! – Я махнул рукой, будто кого-то рубил. – Родившись в семьях врагов народа, предателей и клятвопреступников, они виновны самим своим существованием! – Глянул на жертву красноречия и, открыто ухмыляясь продолжил: – Ты, звезда моя, зря думаешь, что просить у власть предержащих за подруг и родственников простое дело. У меня вот как раз созрели мысли увидеть твою голову на соседней подушке, – опять слегка покраснела, но не удивилась, – а коли откажешься, возьму тебя и изнасилую. Впрочем, не думаю, что сильно будешь сопротивляться.

– Это ваша цена, ваша светлость?

– Честно? Нет. Ты и так мне принадлежишь, догадываешься об этом или нет. И сделать с тобой я могу что захочу, давным-давно. И не вступится за тебя никто, даже твоя старуха наставница сильно возражать не будет. Только не насиловал я никого еще никогда и начинать не собираюсь. И уж тем более не собираюсь никого шантажировать, чтобы трахнуть… или ты действительно полагаешь, что чье-то переднее место может быть настолько золотое, чтобы я согласился участвовать в сделке? – Опять усмехнулся. – Профессиональные шлюхи обходятся дешевле.

Короче говоря, так, говори имя своей подруги и катись отсюда, некогда мне с тобой рассусоливать. Если взяли ее на всякий случай, тебя к ней допустят и выпустят ее тоже среди первых. Больше я тебе ничем помочь не могу.

Девочка оторопела:

– Эльза Кнаф…

– Все понятно, завтра я с ней и ее семьей разберусь. Лично, – вклинился я, не позволив продолжать. – А теперь вали, если не хочешь попробовать хорошего вина и побеседовать в более интимной обстановке о тяжкой доле твоей подруги.

Девушка растерянно поклонилась:

– Спасибо, ваша светлость!

– Ты точно не хочешь попробовать винишка? – Я улыбался. Что ответить, малышка не знала.

– Успокойся. Я шучу. Предложения разделить постель всерьез не прозвучало. Можешь идти.

Девушка низко поклонилась и отправилась к выходу. Я подождал, пока она подошла к дверям:

– Только один вопрос, напоследок, солнце мое, а когда это вы успели подружиться?

Девушка вышла от меня уставшая и выжатая как лимон. Так как я впал в детство, пренебрег солидностью и решился на подслушивание впечатлений охраны, узнал, что ее помятый внешний вид получил однозначное объяснение. Разумеется, неправильное. Что такое двадцать минут возвратно-поступательных движений с кем попало сравнительно с охотой на человека?

Конечно, девушка мне нравилась, и у нее были неплохие шансы поставить себя в приоритетах выше этой охоты, но не сегодня и судя по результатам допроса – не в ближайшем будущем. Просто жалко девочку стало.

Вражеское подполье, по моим подозрениям, не бездействовало. Столь внезапно объявившиеся в окружении малышки Олвен подруги из местных (целых три штуки) сами по себе не могли вызвать подозрений, всякое быть может. А вот то, что одна из них полезла в подруги после гибели старшего брата, а папа второй подозрительно мелькал в окружении моего заочного друга Эвниссиэна – как раз наоборот. По третьей подозрений было поменьше, с мамой – вдовой они промышляли аптечным бизнесом, да и допрос касательно обстоятельств знакомства не дал пищи для серьезных подозрений. Но даже тут уверенности не могло быть, данная красавица просто могла работать немного тоньше.

Две из трех девиц нашими профилактическими арестами затронуты не были. Я пока не собирался исправлять данное упущение. А вот семья Кнаф, находящаяся в пределах моей досягаемости, заслужила вполне пристальное внимание. Настолько пристальное, что утром арестовали не только соседей данной ячейки общества, но и их слуг.

По вопроснику информация снималась со всех допрашиваемых на всех арестованных и наиболее значимых людей острова. По общему алфавитному списку для маскировки интереса к конкретным личностям, с неприятной стимуляцией отговаривающихся незнанием на месте, а особо упорных в пыточной. К исходу вторых суток допросов наиболее подозрительными фигурами можно было заняться по схеме с более высоким КПД, нежели подвешивание на дыбе с охаживанием кнутом под вопли: «Признавайся»! (Непонятно в чем.)