Анастасия Анфимова - Лягушка-принцесса [СИ]

Аккуратно сложив всё на лавку, хозяин дома прежложил:

— Позвольте отодвинуть занавеску, госпожа, чтобы стало светлее.

— Конечно, — кивнула гостья, откидываясь на спинку лохани. — Делайте, как вам удобно, господин Птаний.

Прикрыв её плечи грубым застиранным платком, мужчина деловито уселся на пол и принялся с нарочитой осторожностью расчёсывать изрядно спутанную шевелюру.

— У вас прекрасные волосы, госпожа! Густые, длинные, шелковистые. Право слово, даже жаль стричь такую красоту.

Ника знала, что он врёт самым беспардонным образом, поэтому поспешила перевести разговор на другу тему:

— Среди ваших мальчиков кто-нибудь говорит по-ольвийски?

— Вы можете не опасаться, госпожа, — успокаивающе рассмеялся собеседник. — В доме только я знаю этот язык. Ольвийцы — дикий, отсталый народ с края земли. За всё время, что я здесь живу, они заходили к нам всего несколько раз. Да и то те люди уже давно живут в цивилизованных странах и отказались от своих варварских взглядов на любовь.

— А давно вы здесь живёте, господин Птаний? — прикрыв глаза, спросила девушка.

— Пятый год, госпожа, — вздохнул отпущенник, убирая гребень. — Ах, как же я буду стричь такие чудесные волосы? Мне кажется, я совершаю святотатство, госпожа.

— Но вы же сами сказали, что это необходимо, — проворчала беглая преступница. Приторная любезность владельца публичного дома начинала её раздражать.

— К сожалению, да! — подтвердил он, поднимаясь на ноги. — Сейчас возьму ножницы.

Стараясь погасить нарастающее чувство досады, Ника хотела задать ещё несколько вопросов, но мужчина опередил её, заговорив первым:

— Я родился свободным, госпожа. Но едва достиг возраста семи лет, мать продала меня одному доброму господину. Мой первый хозяин, память о котором я буду чтить всю свою жизнь, говорил, что она была продажной женщиной и не знала даже имени моего отца. Господин Велер обожал меня, и я рос в любви и неге. Он выучил меня грамоте. Вечерами мы вместе читали стихи известных поэтов и сочинения мудрецов древности. Хозяин даже приглашал наставников, дабы преподавать мне хорошие манеры и иностранные языки. Это благодаря его заботам я отлично изъясняюсь на либрийском и даросском, знаю банарский, ольвийский и даже немного понимаю келлуан. Чуть поверните голову, госпожа. Вот так.

Какое-то время он молча лязгал ножницами, изредка помогая себе гребнем.

— Но увы, — наконец продолжил Птаний. — Кроме меня, господин любил ещё и гонки колесниц. Однажды он сделал крупную ставку и проиграл очень большую сумму. Ему пришлось продать даже домашнюю обстановку, но денег все равно не хватало.

Рассказчик тяжело вздохнул.

— Тогда он продал вас? — прервала затянувшееся молчание девушка.

— Увы, госпожа, — скорбным тоном подтвердил собеседник, тут же с жаром заговорив: — Но не кому попало! Велер позаботился о моём будущем! Я стал императорским рабом. Конечно, моя жизнь сильно изменилась. Приходилось много работать. Другие невольники — грубые жестокие мерзавцы, зная, как хорошо я жил до попадания в Палатин, завидовали и постоянно меня обижали. Но всё же я благодарен небожителям за то, что они привели меня во дворец. Там я встретил его высочество.

Мужчина вновь вздохнул, но на сей раз мечтательно и томно, а слушательница внезапно явственно ощутила болезненный укол ревности: "Так вот кто здесь в любовниках у Вилита! Интересно, они ещё… поддерживают отношения?"

То ли уловив её раздражение, то ли сообразив, что сморозил лишнее, рассказчик торопливо заговорил, видимо, стараясь сгладить неприятное впечатление от своих слов.

— Я очень недолго прожил в Палатине, госпожа. Меня продали сюда, господину Илуру Птанию Онуму. Хотя он был хорошим человеком, но поверьте, госпожа, дела в заведении шли не должным образом, и я приложил немало усилий, чтобы всё исправить. По достоинству оценив мои старания и способности, господин Птаний сначала сделал меня отпущенником, а потом усыновил.

Шмыгнув носом, он прерывисто вздохнул.

"Скорее всего, от него избавились, опасаясь, как бы юный наивный принц не попал под влияние своего гораздо более искушённого любовника, — думала попаданка под щёлканье ножниц. — А в том, что Птаний — человек очень непростой и себе на уме, сомневаться не стоит. Попал в Палатин — соблазнил сына императора, угодил в публичный дом — заделался подручным бардача. Нет, с ним надо держать ухо востро и не расслабляться".

— Позвольте немного подравнять вам чёлку, госпожа? — вкрадчиво попросил парикмахер.

— Конечно, — прикрыла глаза Ника.

— Год назад мой благодетель Илур Птаний Онум тяжело заболел, — в голосе мужчины звучала искренняя, либо очень хорошо сыгранная печаль. — Перед смертью он меня усыновил, подарив свою фамилию. К сожалению, несмотря на все мои усилия, названный отец не смог полностью рассчитаться с долгами. После его похорон ростовщики грозили отобрать у меня этот дом, и только благодаря вмешательству его высочества я смог сохранить своё наследство.

"Неужели Вилит и ему помог так же бескорыстно, как вдове учителя", — недоверчиво хмыкнула про себя беглая преступница, и не в силах сдержать любопытство, поинтересовалась:

— Он дал вам денег, господин Птаний?

— О нет, госпожа! — рассмеялся собеседник. — Его высочество лично попросил кредиторов предоставить мне отсрочку.

"Ох, что-то ты темнишь! — мысленно фыркнула девушка. — Наверняка тут какая-то афера. Что, если принц вложился в бордель и теперь является его совладельцем и "крышей" по совместительству. Тогда понятно, почему Птаний из кожи вот лезет, чтобы мне угодить. Хотя вряд ли много заработаешь. Таких заведений в Радиании полным полно. Зато здешние гости явно принадлежат к местной богеме, а эта публика как нельзя лучше подходит для сбора информации и роспуска сплетен. Только как-то не верится в то, что Вилит такой хитрый и предусмотрительный. Или я его плохо знаю? Либо всё куда проще, и я зря себе всякие сложности напридумывала? Ох, меньше надо было криминального чтива глотать в своё время, тогда бы и не видела того, чего нет! Или есть?"

— Вот посмотрите, госпожа, — проговорил мужчина, протягивая серебряное зеркальце.

"Вполне себе приличное каре получилось", — отметила Ника, не без удовольствия рассматривая своё отражение.

Почувствовав изменение её настроения, отпущенник похвалился:

— Ещё господин Велер научил меня делать причёски и правильно пользоваться косметикой. Он говорил, что у меня великолепный художественный вкус и тяга к прекрасному.

"Он тебя морально изуродовал — тот мерзкий педофил", — мелькнуло в голове девушки, но губы сами собой растянулись в благосклонную улыбку.

— И я с ним согласна, господин Птаний.