Анастасия Анфимова - Лягушка-принцесса [СИ]

— Вы по-прежнему собираетесь обмениваться посланиями? — уточнил хозяин публичного дома.

— Нет, — со вздохом покачала головой гостья. — Письмо будет только одно. На этом настоял его высочество.

— К сожалению, завтра я должен выполнить другое его поручение, — виновато развёл руками владелец заведения. — Давайте послезавтра? А лучше через два дня. Тогда я смогу всё подготовить. За домом вашего дядюшки, скорее всего, следят. И мне бы не хотелось, чтобы там видели кого-нибудь из моих людей.

— Хорошо, — улыбнулась девушка, мысленно усмехаясь: "Цену себе набивает. Не так уж и трудно отыскать на улице мальчишку, готового за пару медяков отнести свиток на соседнюю улицу".

— Надеюсь, вы не забыли, что ни в коем случае нельзя называть своё истинное местонахождение? — с заметной каплей яда заметил собеседник.

— Я помню, господин Птаний, — успокоила его Ника.

Оставшись одна, она вновь переоделась в ольвийский костюм, а возвращая в шкаф аккуратно сложенное платье, с грустью подумала, что ей, видимо, ещё долго придётся изображать любовника владельца борделя для гомосексуалистов.

Тот принёс тёплой воды только часа через два, предварительно разогнав с поручениями большую часть своих мальчиков.

Девушка с наслаждением ополоснулась, после чего долго сидела на лежанке и сушила волосы, жалея о том, что их так и не удалось как следует промыть.

Остаток дня она провела в напряжённых размышлениях, итогами которых стала новая, то есть старая "тревожная сумка", заботливо собранная и припрятанная в ванной комнате за большим кувшином. А чтобы на неё не наткнулся Нвалий, каждое утро наполнявший посуду холодной водой, беглая преступница планировала на ночь прятать сумку к себе под одеяло.

Утром гостья попросила у радушного хозяина письменные принадлежности и нитки с иголкой. Позавтракав и получив требуемое, она первым делом взялась за сочинение письма дорогому дядюшке, поначалу собираясь вообще обойтись без имён и названий. Однако текст получался настолько громоздким и перегруженным намёками, что понять его суть становилось крайне затруднительно. Тогда Ника решила не упоминать лишь имена.

В первых строках она благодарила родственников за помощь, участие и веру в её невиновность.

Затем выразила соболезнование близком по поводу смерти бабушки, посетовав на то, что злая клевета помешала ей присутствовать на похоронах.

Девушка понимала, что это звучит откровенным намёком на семью регистора Трениума, но не могла не почтить память Торины Септисы Ульды, которая так хорошо к ней относилась.

Написав обязательную вступительную часть, племянница сообщала, что решение остаться в городе принимала сама, исключительно по доброй воле, и дядюшкин посланник, как не старался, так и не смог уговорить её отправиться с ним в Либрию. С учётом всего этого беглая преступница настоятельно просила родственников позаботиться о молодом человеке, который очень старался исполнить их поручение. Чтобы немного простимулировать регистора Трениума, Ника пообещала, что ни она, ни её будущий супруг не забудут их доброты.

Поколебавшись, девушка оставила письмо недописанным. Вдруг в голову придёт ещё какая-нибудь умная мысль?

Потом приводила в порядок потрёпанную сумку, а после обеда выполняла упражнения с кинжалом, с огорчением заметив, что короткий клинок не даёт возможности как следует отработать многие из когда-то изученных приёмов. Всё-таки нож из нержавеющей стали предназначен для скрытого ношения, и его она считала "оружием последнего шанса".

Порядком вымотавшись, девушка принялась сочинять письмо Ирдии Корнелле, но, провозившись до сумерек, так и не придумала ничего стоящего. Ей всё время казалось, что выходит то чересчур наиграно-слащаво, то слишком восторженно, то откровенно глупо.

А публичный дом продолжал жить своей суматошной, шумной, развратной жизнью, вызывая у невольной гостьи рефлекторную брезгливость и нарастающее раздражение.

Горели факелы и масляные светильники, на пламя которых, подобно легкомысленным мотылькам, слетались любители всякого рода искусств, умной беседы и чисто мужской любви.

Самых нетерпеливых, являвшихся раньше всех Птаний встречал на крыльце и лично провожал в главную залу.

Скоро снизу начали доноситься музыка и пение. Кто-то, подвывая, декламировал стихи. И всё это перемежалось взрывами хохота и звоном посуды.

Тем не менее беглая преступница спокойно заснула под этот ставший привычным шум и, как всегда, очнулась, едва звякнул в замочной скважине ключ.

Проснувшись утром, гостья терпеливо выждала, пока раб закончит уборку и наносит воды. Владелец заведения, привычно оглядев блестевшую мокрым полами спальню, уже собирался прикрыть дверь, когда его окликнула Ника:

— Господин Птаний?

— Да…, Орли? — бросив быстрый взгляд через плечо откликнулся тот.

Девушка приподнялась на локте, придерживая сползавшее одеяло.

— Не могли бы вы принести мне кинжал? Не очень большой. Дюймов пятнадцать.

— Что? — вскинув аккуратные брови, хозяин публичного дома шагнул обратно в комнату. — Зачем он вам?

— Отец когда-то учил меня драться кинжалом, чтобы я могла постоять за себя. Но я очень давно не повторяла приёмы. То времени не хватало, то место было неподходящее. А у вас большая спальня, и времени у меня более чем достаточно. Жаль только, своё оружие я потеряла.

Несколько секунд отпущенник молчал, сурово сжав накрашенные губы в куриную гузку.

Собеседница терпеливо ждала, стараясь улыбаться как можно наивней и благожелательней.

— Я попробую подыскать вам что-нибудь, — наконец выдавил из себя владелец заведения.

И надо отдать ему должное, уже вместе с завтраком он принёс слегка изогнутый бронзовый кинжал с узкой гардой, закруглённым навершием и отвратительной заточкой.

Поблагодарив Птания, беглая преступница обхватила пальцами обтянутую кожей рукоять, и качнув, взвесила оружие.

Тяжеловато, но для тренировок в самый раз. Оставшись в одной тунике, Ника самозабвенно кружила по комнате, нанося удары воображаемому противнику, отскакивая, отражая выпады и вновь нападая.

Тело легко и быстро вспоминало накрепко усвоенные уроки Наставника, а в голове сами собой всплывали картины жизни среди аратачей. Мудрый вождь Белое Перо, хитрый толстяк Колдун, старый мастер корзинщик Мутный Глаз и его ворчливая супруга Расторопная Белка. Это в их вигваме жила Ника, точнее тогда ещё Фрея, до тех пор, пока её не взял к себе Отшельник — он же Лаций Юлис Агилис.

Ну и, конечно, девушка не могла не вспомнить охотника по имени Глухой Гром. Этот во всех смыслах выдающийся молодой человек так торопился взять её в жёны, что лишился глаза. Как только не в меру услужливая память начала извлекать из своих закромов воспоминания о нападении на жилище Отшельника трёх юных аратачей, одного из которых ей пришлось убить, беглая преступница остановилась.