Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 1 [СИ]

И была кухарка. Человек, которого я ненавидел почти так же, как отца. Стряпала она изумительно, но была при этом вздорной, ожесточенной особой. Сама из старой волшебной семьи, она была в чем-то моей прямой противоположностью. Я родился единственным одаренным из шестерых детей, она же, напротив, была единственной немогущей из... восьми!

Как я слышал, ее братья и сестры многого не добились. В основном бакалавры и специалисты. Но они все были волшебниками. А она в итоге докатилась до того, что стала прислуживать другой волшебной семье.

Уверен, что она могла бы просто жить у родни на иждивении. Уйма немогущих так живет. Но это нужно проглотить гордость – а гордости в нашей кухарке хватило бы на десятерых. Она решила, что лучше быть служанкой, чем приживалкой – и прослужила в нашей усадьбе до самой смерти.

Причем к моим братьям и сестрам она была несказанно ласкова. Они разделяли ее горькую судьбу. Да и меня она привечала первые годы... пока не обнаружилось, что я отнюдь не бесталанен.

После этого она стала смотреть на меня, как на живое оскорбление.

- Один вопрос, - перебил Бельзедор. – Эта кухарка сыграет какую-то важную роль в твоей истории?

- Нет, абсолютно никакой.

- Тогда зачем ты так долго про нее рассказываешь?

- Извини, отвлекся что-то.

За столом я сразу принялся уплетать за обе щеки. Стряпала наша кухарка, повторюсь, изумительно – причем безо всякого волшебства! Отец терпеть не мог наколдованную пищу.

И глядя, с какой жадностью я лопаю, он едва не ударил кулаком по столу. Не будь здесь дедушки, моих дядьев и теток, маленьких кузенов... думаю, он бы накричал на меня, выволок из-за стола и отправил заниматься. Он всегда так делал, когда ему казалось, что я получаю незаслуженное удовольствие.

Но сегодня он только процедил сквозь зубы:

- Майно, я еще не разрешал тебе есть.

Тогда я стал есть еще быстрее, с вызовом глядя на отца. Почти давился, хватал огромные куски.

Я знал, что при всей родне он меня обеда не лишит. Не в мой день рождения. Завтра мне это наверняка аукнется... возможно, даже сегодня, если дядя Жробис не останется ночевать.

Он вот, кстати, почти ничего не ел. Удивительное зрелище для всех, кто знает моего дядю. Внимательно смотрел на своего брата, постукивал пальцами по столу. Потом медленно произнес:

- Гурим, уделишь мне немного времени после обеда? Надо поговорить.

- И мне, - присоединилась тетя Маврозия, вытирая губы салфеткой.

Конечно, я подслушивал. Прекрасно же понимал, что речь пойдет обо мне. Я залез по водосточной трубе и устроился в выемке возле окна отцовского кабинета. Когда-то там была врезана каменная горгулья, но мама оживила ее в ходе одного из экспериментов. Не знаю, что с ней потом стало.

К тому времени, как я залез, отец, дядя и тетя уже почти перешли на крик. Мама тоже присутствовала, но как раз она молча сидела в кресле, и вид у нее был такой, словно ее до смерти утомило все сущее.

- Гурим, я не знаю, чего ты добиваешься, но я устал наблюдать, как ты тиранишь моего племянника! – гневно говорил дядя Жробис. – У тебя с головой все в порядке? Может, тебе нужна помощь Госпитиума?

- Не указывай мне, как воспитывать моего сына, - ледяным тоном ответил отец. – Занимайся лучше своими.

- Послушай, я понимаю, что ты хочешь Майно добра, - успокоительно произнес дядя Жробис. – Но что у тебя за методы? Что я сегодня видел? Ты его снова моришь голодом?

- Да брось, он это делал на публику, - фыркнул отец. – Хотел опозорить меня, нахальный щенок. Он все время выставляет меня злодеем.

- То есть если я спрошу твоих домочадцев, они подтвердят, что Майно вчера ел вместе со всеми?

- Ой, да брось. Пропустил пару приемов пищи – ему это только на пользу. Он каждый раз закатывает такое представление, словно его пол-луны держали в голодной яме.

Тетя Маврозия вздохнула, теребя сережку в виде черепа. Дядя Жробис невольно втянул живот. Кажется, представил, что это его кто-то лишил пары приемов пищи.

- Сын будет тебя ненавидеть, Гурим, - устало произнес дядя Жробис.

- Когда он подрастет, то поймет, что это было ради его же блага, - отрезал отец. – Мне не повезло с детьми, я пять раз выстрелил вхолостую... но хотя бы один продолжатель у нашей фамилии будет. И я сделаю все, чтобы потом гордиться, что я его отец.

- Ты слишком зацикливаешься на семейной гордости, - покачал головой дядя Жробис. – Волшебство – не единственная достойная стезя.

- Ты бы лучше помалкивал, - зло бросил ему отец. – У меня-то хоть один ребенок одаренный, а у тебя немогущие все! Твоя жена сейчас ведь не беременна?

- Нет, мы решили, что троих нам хватит.

- Вот и помалкивай лучше! Почему для моего брата честь семьи – пустой звук?!

Дядя Жробис отшатнулся, словно отец его ударил. Тетя Маврозия рассмеялась – но веселья в ее смехе не было.

- А тебе почему смешно? – тут же повернулся к ней отец. – Жробис все-таки пытался, хоть и недостаточно. А где твои дети, Маврозия? Почему ты все еще не замужем? Почему ты так идиотски одета?

- Это классический стиль дамы-некроманта, - крутанулась вокруг своей оси тетя Маврозия. Полы ее черного платья взметнулись, на высокой шляпе звякнул колокольчик. – Гурим, в этом мире миллион волшебников. Ничего страшного, если среди них не окажется моих потомков.

- Нет уж, послушай...

Возможно, дальше их разговор стал еще интереснее, но с этого момента я уже не слышал. Дело в том, что меня ужалил шершень. Я услышал, как вздрогнул отец, тут же узнавший о моем присутствии за окном... но дядя и тетя ничего не заметили. А меня окутало серебристой дымкой, и мягко... почти мягко опустило на землю.

Другой шершень ударил меня молнией. Крошечной совсем, но болезненной.

Отцу явно не понравилось, что я подслушиваю. До конца дня его шершни не оставляли меня ни на минуту.

И это были не просто шершни, сами понимаете. Отец, как и я потом, закончил Унионис и колдовал через посредство фамиллиаров, животных-спутников. Фамиллиар у него был как бы один... но в то же время их было множество.

Рой шершней. Коллективный разум. В нем было около тысячи насекомых, и каждое несло одно заклинание. Тысяча шершней – тысяча заклинаний. Причем они постоянно менялись – одни рождались, другие умирали. Менялись вместе с ними и отцовские способности – он постоянно лишался одних заклинаний и обретал другие.

Наверное, это довольно интересно – вот так все время меняться. Сейчас я могу думать об этом с профессиональной точки зрения. Более отстраненно. Могу трезво оценивать достоинства и недостатки такого коллективного фамиллиара.

А также понимаю, что это могло быть одной из причин отцовской... черствости, что ли. Он сам иногда напоминал злое насекомое – одержимое интересами семьи, с рассредоточенным разумом.